Борис Пастернак - Люди и положения (сборник)

Д ю м а. Правильно ли я уловил, или мне ошибочно послышалось? Не называл ли этот человек Севастополя?

С а ш а. Назвал. Вы не ошиблись.

К у б ы н ь к о. Где я этого путешественника мог видеть? Верно, не в первый раз проезжает. Разве их каждого упомнишь? Примелькались. Однако мне пора. Недосуг. И к тому же их высочество. (Уходит.)

С а ш а. Мы говорили о людях, определяющих нынешнее Пятибратское. Первый такой человек, я сказал, – хозяин постоялого двора Прохор Медведев. Второе лицо это актер усадебного театра Дмитрий Агафонов, превосходный актер, Митяй-Удача, как его зовут товарищи. Вы его увидите на усадебных подмостках.

Д ю м а. Я этого нетерпеливо жду, потому, что не только много о нем слыхал. Я его встречал в Париже у своего друга актера Брессана. Он находился у него в обучении и был его любимцем.

С а ш а. Третий характер, хотя и отсутствует и вне нашего достижения, относится, однако, всецело к истории теперешнего имения. Это бежавший крепостной Норовцевых, с которым, как утверждают одни и как другие отрицают, был роман у покойной графини и который, под измененным именем Эверста Риммарса служит офицером в Швеции.

Д ю м а. Эверст Риммарс. Что вы говорите?! Он был в Крыму одним из представителей нейтральной Швеции при французском штабе. Я с ним встречался очень близко и часто. Я знал, что он русский, но не представлял себе, как захватывающе необычайна его судьба. Он освободил много ваших из плена, помещал раненых в наши лазареты и спас многим жизнь разными другими способами.

С а ш а. У нас это знают. Смотритель здешней почтовой станции отставной штабс-капитан Кубынько один из его спасенных.

Д ю м а. Теперь я все понял. Вот отчего он кажется мне таким знакомым. Я, конечно, видел его раньше. Я обходил вместе с Эверстом Риммарсом наши лазареты. В одном из них лежал этот русский офицер после сделанной ему ампутации. Ему отняли ногу. Штабс-капитан и Эверст долго разговаривали друг с другом и рады были встрече, оказавшись земляками. Но теперь о другом. Я давно удивляюсь, как хорошо вы говорите по-французски.

Из задней половины зала переходят в переднюю, беседуя, дальний родственник графа, молодой Ксенофонт Норовцев, со своим случайным соседом по дорожной карете, корнетом Колей Черноусовым.

Этот болтун и иерихонская труба, родня графа, сейчас к нам привяжется и помешает нашей беседе. Сделайте вид, будто вы заносите заметки в записную книжку и очень заняты, а я притворно углублюсь в чтение какой-нибудь книжки, благо на столе у вас вижу несколько интересных новых изданий.

Ч е р н о у с о в. Благодарствую, граф. Однако чем я заслужил так полно ваше доверие? Нельзя же так с бухты-барахты положиться на первого встречного.

К с е н о ф о н т. Я привязался к вам с первого взгляда, корнет.

Ч е р н о у с о в. Умоляю вас не называть меня корнетом. Это, некоторым образом, бередит мои свежие раны.

К с е н о ф о н т. Я полюбил вас с первого взгляда, корнет. Мы поменяемся с вами крестами. Я запамятовал, куда вы выпущены. Простите, пожалуйста, я забыл, в какой полк вас записали?

Ч е р н о у с о в. В лейб-гвардии Гродненский гусарский. Но я просил вас не заговаривать об этих материях. Ваши замечания вызывают в мыслях у меня обстоятельства, о которых я не хотел бы вспоминать.

К с е н о ф о н т. Мы будем назваными братьями. Я позабочусь о вашей судьбе, я ее устрою. Как полагается истинным побратимам, мы будем служить одному делу. Мой троюродный дядя, известный граф Ириней Норовцев, – председатель этого самого губернского, кажется, комитета по этим самым, ну знаете, по этим, ну как их, черт побери, по этим крестьянским делам.

Ч е р н о у с о в. По улучшению быта хлебопашцев.

К с е н о ф о н т. По улучшению быта хлебопашцев. Название комитета, в конце концов, не имеет никакого значения. Речь идет в нем об освобождении крестьян от крепостного ига.

Ч е р н о у с о в. Совершенно верно.

К с е н о ф о н т. Знакомы ли вам сочинения господина Фурье, корнет?

Ч е р н о у с о в. Мое имя Николай. Зовите меня, граф, пожалуйста, Колей.

К с е н о ф о н т. Например, «Организация работ и возмездий». Это название одной из его книг. Труда тяжкого, удручительного в будущем не станет. Всякий акт жизни человеческой будет актом наслаждения.

Ч е р н о у с о в. Какие упоительные виды, граф. Но как им поверить?