Борис Пастернак - Люди и положения (сборник)

Л е й т е н а н т. И до чужбины слухи долетают.

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Я по особенной причине к сердцу принимаю театральные дела. Я потом скажу.

Л е й т е н а н т. Большинство крестьян на оброке?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Ириней уверен, что не за горами время, когда во всей России крепостных освободят по указу государя. Будто есть уже такой тайный комитет.

Л е й т е н а н т. И за границей такие же слухи.

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Ну так вот. Ты меня о замужестве спрашивал. Ириней Родионович был холост. Я овдовела. Он долго добивался моей руки. Сначала я ему отказывала. Потом согласилась. Он человек хороший. Любит меня. У нас дети.

Л е й т е н а н т. А наш-то?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Он ведь Агафоновым растет. Будто Лушин. Я не могла иначе.

Л е й т е н а н т. Я знаю.

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Это ведь было еще при Максе. Он знал, что от него детей быть не может. И тогда еще не забыли о ночной суматохе. Я еще не получила прощения от Макса. Жила одиноко в глухом нашем городе и взяла к себе Лушу. Луше сразу после ослепления дали вольную. Она уже и тогда была с животом, помнишь? А через месяц я стала ее догонять. Между нами был месяц или два разницы. Ну, оступилась Луша в сенях сослепу и выкинула мертвого. А вскоре я родила. Луша согласилась на себя его взять, матерью ему значиться. Хотя чуть ли не обе мы его кормили, ласковое наше теля. Вот и вообрази, какого выкормили. Тихо мы жили, особняком. Оно гладко нам и сошло. Никто ничего не знает. Отец подставной, Агафонов Трофим, ни о чем не догадывается. Да и врозь они с Лушей теперь, когда из солдат приезжает он домой на побывку.

Л е й т е н а н т. Ну как она, Луша, сама-то?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Луша-то? С тех пор при мне неотлучно. Ближе сестры родной.

Л е й т е н а н т. Нет, а глаза, глаза-то? Видит что-нибудь?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Так, муть какую-то светлую. Доктор один надежду подавал. Можно, говорит, вылечить. Берется.

Л е й т е н а н т. Ну так что же? К чему проволочка?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Не хочет. Боится, не было бы хуже, Но конечно, когда-нибудь попытаемся.

Л е й т е н а н т. А мальчик?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. [Григорий?]

Л е й т е н а н т. Да. Как растет? Каков собой?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Точь-в-точь как я предсказала. Ты небось не помнишь. Я тогда сказала тебе в ту ночь сумбурную, что между нами еще нет греха, а вот когда я тебе рожу сорванца-мальчишку, миру на удивление, тогда грех будет, и тут же поправилась, что и тогда не будет греха.

Л е й т е н а н т. Покажи, порадуй когда-нибудь.

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Да ты его, если хочешь, раньше моего увидишь. В Париже он вместе с Пахомовой внучкой Степанидой Сурепьевой и несколькими другими крестьянскими мальчиками и девочками в обучении.

Л е й т е н а н т. Неужели до сих пор это применяется? Для каких-нибудь художеств отобраны?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. В труппу театральную.

Л е й т е н а н т. И все крепостные?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Так ведь это только одно звание. По положению они точь-в-точь что твои свободные.

Л е й т е н а н т. И твой сын!

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Но ведь он Агафоновским считается.

Л е й т е н а н т. И ты это терпишь?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Он на моих глазах растет. Я ни волоском не дам его обидеть. А что он крепостной, так это пустой звук, одна видимость.

Л е й т е н а н т. А самолюбие? Остальные твои дети ведь графчатами растут?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Но он ведь не знает, что он брат им. Боже избави!

Л е й т е н а н т. Отчего граф не даст этим откомандированным и другим артистам отпускной?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Тогда все врозь разлетятся. Дело распадется. А театр его главная страсть. Граф на воспитание молодых актеров ничего не жалеет. С ними заняты лучшие силы Франции, Брессан, Анна Марс, Дюпон. А как наш-то среди них выделяется! Ум, огонь, отвага, талант. Он [Григорием] крещен, а товарищи дали ему прозвище – Митя Удача. Так оно за ним и держится.

Л е й т е н а н т. Что Прохор? Жив ли?

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Ах, это незаживающая моя рана.

Л е й т е н а н т. Что так? Помер, что ли? Говорили, – сам себе голова, свободный хозяин, разбогател, пошел в гору!

Е л е н а А р т е м ь е в н а. Так-то так. А чего ему это стоило? Драной шкурой купил независимость, спиной, боками.

Л е й т е н а н т. Я знаю. Пострадал он. На каторге побывал.

Е л е н а А р т е м ь е в н а. На него все свалили. Будто и в графа он стрелял, и совершил ограбление. Наряд шутовской один тут роковую службу сослужил. Угораздило Прохора маску с балахоном первому как-то раньше надеть. Когда потом на другом увидали это скоморошество, закричали все, – Прохор, Прохор.