Александр Игнашов - Нюрнберг. Скамья подсудимых

ЛОРЕНС:Трупы в лагере кремировали?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ:Трупы? В Освенциме было восемь печей. С сорок четвёртого года их стало не хватать. Однажды мы проснулись от страшного крика. Газа не было, и людей заживо бросали в топки. (Пошатывается.)

ЛОРЕНС:Врача!..

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ:Благодарю вас, не надо.

ЛОРЕНС:У суда больше нет к вам вопросов. Обвинение? Защита? Вы свободны.

Вайян-Кутюрье выходит.

ЛОРЕНС:Слово имеет главный обвинитель от Советского Союза.

РУДЕНКО (выходит к микрофону). Господа судьи! Я от имени Советского Союза обвиняю подсудимых в том, что они по преступному заговору правили Германией, превратив государственный аппарат в аппарат по проведению агрессии, истреблению миллионов невинных людей.

Геринг поправил наушники, ловя каждое слово.

РУДЕНКО:В интересах выполнения своих преступных планов Геринг, Гесс, Розенберг, Кальтенбруннер, Ширах и другие разработали человеконенавистническую теорию высшей расы. По этой теории, немцы, как представители высшей расы, имели право строить своё благополучие на костях других рас и народов. Расе господ всё дозволено! Впервые в истории человечества правосудие сталкивается с преступлениями такого масштаба. Впервые перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством. Впервые мы судим не только их, но и созданные ими идеи. Я бы хотел обратить ваше внимание на показания свидетеля Мазура, допрошенного в Данциге двадцать восьмого мая.

ЛОРЕНС:Пожалуйста.

РУДЕНКО (читает). «Варить мыло из человеческого жира начали в Данциге в январе 1944 года…»

ГЕРИНГ:В чью голову пришла эта идея!

РУДЕНКО:Большая часть трупов была обезглавлена, были и свежие, ещё тёплые тела, к каждому прилагалась биография. Сорок трупов, килограммов двадцать мыла. Запах мерзкий, добавляли бензальдегид.

ШАХТ:Господи!

РУДЕНКО:Мыло шло и для туалета, и для стирки. Фюрер высоко ценил его качество.

ГЕРИНГ:Мыло как мыло. Чистоплюи!..

РУДЕНКО:Человеческие волосы перерабатывали в промышленный войлок и пряжу.

ЛОРЕНС (нервно). Благодарю вас.

Руденко садится на место.

ЛОРЕНС:Суд приступает к допросу свидетеля Зеверинга.

В зале к микрофону выходит Зеверинг.

ЛОРЕНС:Итак, Карл Зеверинг, бывший имперский министр. Когда вы отошли от общественной жизни?

ЗЕВЕРИНГ:В тридцать втором году, в июле. Социал-демократов запретили позже.

ЛОРЕНС:Вы были арестованы?

ЗЕВЕРИНГ:Да, по приказу президента рейхстага Геринга.

ЛОРЕНС:А как же ваш депутатский иммунитет?

ЗЕВЕРИНГ:Об этом смешно говорить. Меня арестовали в тот день, когда обсуждался закон о чрезвычайных полномочиях правительства, и я должен был уйти в отставку. Под арестом я пробыл один день. На моём примере показали всем, что авторитет и прежние заслуги не значат ничего. В сорок четвёртом, после покушения на фюрера, я оказался в списке лиц, подлежащих аресту. Мне семьдесят лет, мой сын погиб на фронте. Меня не тронули. В моём случае легче было бы умереть, чем жить.

ЛОРЕНС:Господин министр, о каком количестве концлагерей вы знаете?

ЗЕВЕРИНГ:Сейчас я знаю…

ЛОРЕНС:Не сейчас!

ЗЕВЕРИНГ:До поражения Германии — о шести или семи. Что я мог сделать? Протестовать?

ЛОРЕНС:К свидетелю есть вопросы?

РУДЕНКО (встаёт со своего места). Советский Союз требует приобщить к делу десять толстых тетрадей, дневники подсудимого Франка. «То, что мы приговорили миллионы евреев умирать с голоду, — писал Франк, — должно рассматриваться нами лишь мимоходом. Наши концлагеря переполнены трупами…» Свидетель Зеверинг, вы знали о том, что происходило в концлагерях? Вы знали?

ЗЕВЕРИНГ:Я должен был протестовать? Я должен был принести себя в жертву? Во имя чего?

ЛОРЕНС:Вы считаете себя демократом?

ЗЕВЕРИНГ:Да, конечно.

РУДЕНКО:Вы отошли от общественной жизни. Вы не участвовали в политическом процессе. Вы всё знали и не протестовали!

ЗЕВЕРИНГ:Я сам был жертвой политического режима. Я мог стать жертвой. Адольф Гитлер — один из диктаторов в мировой истории!..

РУДЕНКО:Вы ни разу публично не заявляли о своём несогласии с политикой Адольфа Гитлера! И только здесь, только сейчас…