Василий Бородин: Лосиный остров (сборник)

о равнении на пилу
говорили деревьям мглу
и согнали с неё сову
а та на летý
поворачивает как гóлову
ночь, в траву
падает: там мышь
хищнику виден тот, чья кровь
теплей, чем у трав
и гудит прóволокой тревоги
любовь-телеграф:
спишь, не спишь?
тоска не великая?
тогда ладно
ночью прохладно
лужи светятся по краям;
как счастливый вдох, велосипед
плывёт длинной тенью
одного колеса, второго
– полвторого
сова в лесу
август на носу

поезд окнами ночными
думает как дом:
– звёзд не видно. как тебя зовут?
– моё имя –
лéса полоса

…разными точками разговора
так задаются:
нежность,
глупость (её обессмысливающая)
(мы читатели мыслящие)

ва в ва
в ва в ва
вы в вы
в вы Ы в вы в
ваАв в ав в а
вы Ы в вы… в рррррррр

я слаб
я с лап
морду не поднимаю
хотя не сплю
и идут к сараю воры
а я хозяина не люблю
но он прибьёт
если не укушу
и вот поднимаюсь
ноги трясутся
воры глядят
то на меня, то на дверь
– бедный ты, – говорят, –
бедный зверь

бросовый воздух
бросовая роса
бросовые полчаса
часовые любви
босой
хор

блошиный рынок
балалайка
солнце рассохшейся спиной
зимнее ловит
между мной
и следующим пешеходом

до –
щуриться до
счастья
вместо пейзажа
до
лошади вместо луж
крыльев вместо крыш

кошка подвала
кошке окнá
говорит:
– мир – овал, –
а та ей:
– тишина

и вдохнув-выдохнув
серую сетку
глядит на соседку

у красивого колá
и красивого двора
ходит белая коза
с жёсткой гривой и сняла
лист последний со куста
вот: казна куста пуста
но ещё она кору
будет прикусив тянуть
отпускать как грех жару
и ресницами шагнув
повстречает иван-чай
вот и ты меня встречай

я был на стороне наук
я к ним сводился как паук
потом на стороне искусств
я стал как пять ничтожных чувств
но вера вдруг пришла ко мне –
и я как флаги на Луне!

брат Снег снял фильм, доминиканец
брат Дождь – пошёл, он францисканец
пошёл
со съёмочной площадки
увидел рыжую лошадку
и говорит:
а крыша где?
и оба ходят по воде

за что мне тёплая кора
старого дерева? пора
спросить об этом – почему
прижался я щекой к нему
а снег пойдёт через полгода
и с каждым шагом рост его
будет как сердце пешехода
о спящем дереве живом

1

когда архимандрит Зинон
осмыслил заново канон,
он осиян был и овеян
в холодно-серой глубине
квадратной комнаты: мы верим
ему вполне

он как бы ангелом с минуту
был – против света – обведен
и этот ангел в нём чему-то
сказал: идём

– Тарковский, да, вот этот холод
души снимал:
когда ты выдуман и молод,
а мир поймал –
– ты его
или он – тебя, но
вдруг – сбой, просвет
и ты садишся на диван, и
свет – это свет

2

снег – это дворик монастырский,
забора тень
волнистая – так Монастырский
по пустоте
подсвеченной – а, это Пригов –
чертил чертят,
и солнечный там зайчик прыгал,
и все хотя
и радовались – но сквозь скуку,
и лени жар
тянул из года в год, как руку
огня – пожар

а тут – мороз хватает щёки
средь тишины,
и ад и все его уроки –
отменены

3

– послушай, – говорит пологий
кусток кустку, –
когда б ты мог, как эти ноги,
бежать к мостку –
ты б был счастливее?
– не знаю,
но сквозь меня
быстрей мелькала тишина бы
любого дня

– послушай, – говорит лисичка
концу хвоста –
когда б ты мог, как электричка,
лететь с моста:
гореть, дымиться и ложиться –
ты б был сильней?
– нет, я не смог бы с этим сжиться,
и я умней

…идя бессобытийным лесом
(хотя там-сям
скрипят деревья мертвым весом,
и по осям
их механического плача
идёт ку-ку),
Зинон задумался, что значит
«познать тоску»

– вся – гефсиманское усилье
«понять, зачем»,
у каждого из нас Россия
спит на плече