Василий Бородин: Лосиный остров (сборник)

плавает орёл, моется
кошка: шаг
делает – так и молится
земной шар

у игольного ушкá
верблюжат ведут смотреть
как на той стороне стежка
человек думает умереть

у него в организме
ветвящимся огнём
ходит мысль что он низмен
и псалом не о нём

а собака во дворе
всё же не воет
и вот день в ноябре:
всё живое

шел по улице трамвай
как часы
шел и отражался
в крупных шарах росы

и как эссе
«свобода от собеседника»
ехали всé в нём –
и вдруг словá
в соприкоснувшихся головах:

– я люблю тебя как линзу собирающую мир
– а я лодка, и собака вздрогнув спит, а бéрег – вон

проехали дом
у него на стене
бабочка разъединять
крылья раздумала
и не ходила – думала:

«вес
дня
весь
день,
может, и не меняется,
но его огненное ядро
движется –
так в деревне
дождик бьёт в перевёрнутое ведро»

на трамвайной остановке
спал на лавке человек
выставив колени
и с таким лицом –
как если бы ему снились радуга над колодцем
и брат с отцом

«я тебя люблю – как линзу, собирающую мир»
«лодка уткнулась
в берег: собака скачет
и кругами, кругами ловит холмы, лес, хвост»

посмотри на
северных цвет
оленя и стáда

и стадá – пяʹтна бéга

посмотри на любое:
там,
там ли твой олень

сшили из дерюги
лицо земли, и подруги
по ней прошли
посмотрели на цветы:
– это вы цветы
или мы цветы?
посмотрели на круговорот
стрижей, дней и, наоборот,
дней, стрижей,
стали старые, у кротов
ночью спросили:
– как там, в земле, готов
ход на ту сторону нам-цветам?
холодно там?

ночью гóлоса и соловушкой корабля
поёт дальняя кораблю земля
и луна и мачта
а на сетчатых лестниц ловушку
смотрит ёж
линий между светил в созвездьях,
и постепенно
так настраиваются глаза у нас и у них
что секстанту, хронометру
стыдно своих насечек,
бочкам ополовиненным – лёгкого плеска
волнам – мирного блеска,
и бури вес
чуть шевелится с всех семи
сторон океана
– так края платка, из которого вяжешь куль,
складкой падают, если вдруг решишься остаться,
и предутренний этот холод перед дорóгой
вдруг прогрет до корней волóс и корней травы

у станка
ткацкого – черепашьи
лапы стукаются

зазеваешься – и сто лет пройдёт:
вокруг
все чужие

зазеваешься снова –
вернёшься:
вот, все родные

не поймут, почему так
счастлива,
но и сами:

стук о стук
лап и лап,
ковёр

у туземцев на ушах
стихотворение о мышах
а на носовом кольце –
чертеж хода солнца
оно греет мышей, предметы
и иногда
так обводит колючки –
как навсегда
у туземцев на глазах
совершается не ход
времени, а бирюза
ваших глаз, миссионеры
вот один из вас влюбился
в девушку а та идёт
по далёкому холму
знает песенку одну:
у коровы белой – рёбра
у коровы белой доброй
и как плошка молока
жизнь на звук тупа, легка
тихо танцуешь пальцами
по её дну
и все видят тебя одну
высоко-высоко
летит вытянутая пылинка
так алмаз по стеклу ведёт –
и идёт свет от снимка
в Англии в это время
лошадь рожает
жеребёнка в прозрачном мешке
а крестьяне ждут урожая:
тут мы сеяли-сеяли
и тут сеяли-сеяли
и глаза иногда сияли
и вот вся жизнь

в родном крыле – перо к перу
моя орлица над Перу
и наши лица как гроза
когда мы падаем: коза

а вообще я воробей
и на снегу пшено
и ты меняешься в себе
когда глядишь в окно

странный каменный том
стихов на потом

а пузырю, который по луже плывёт,
все говорят: «вперёд»

Лаýра видишь
день висит
на хóлмы прячущиеся
летит косящий дождь – косит
как бы глазами луг кося
дом – это туча на домá
как войско двинувшаяся
сводя – как счёты, как с ума,
суму с водой ведя неся
Лаура пламени не дым
мои слова а сливы в дождь
попавшие рядком седым –
тук-тук в траву, и не найдёшь