Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

«Говорят, островом Калипсо была Гоза». (Прим. Байрона).

Страбон говорит, что Аполлодор упрекал поэта Каллимаха за то, что тот оспаривал мнение, будто остров Гоудус (Гози) был Огигией, островом Калипсо, хотя, как ученый, и должен был бы это знать.

«Мудрый Ментор, толкнув Телемака, сидевшего на краю утеса, сбросил его в море и сам бросился вместе с ним… Неутешная Калипсо возвратилась в свою пещеру и наполнила ее своими стенаниями». (Фенелон, «Телемак»).

«Новая Калипсо Байрона, г-жа Спенсер Смит (род. ок. 1785 г.), дочь барона Герберта, австрийского посла в Константинополе и вдова Спенсера Смита, английского резидента в Штутгарте. В 1805 г. она жила, для поправления здоровья, на морских купаньях в Вальданьо, близ Виченцы; когда в северной Италии появились наполеоновские войска, она вместе с своей сестрой, графиней Аттомс, уехала в Венецию. В 1800 г. генерал Лористон овладел этим городом, и вскоре затем г-жа Смит была арестована и в сопровождении жандармов отвезена на итальянскую границу, откуда ее хотели сослать в Валансьен. Об этом случайно узнал один сицилианский дворянин, маркиз де-Сальво, на которого красота пленницы произвела сильное впечатление. Он решился ее освободить. С его помощью и вместе с ним она бежала из Брешии; после разных приключений, беглецы благополучно прибыли в Грац, где жила другая сестра г-жи Смит, графиня Страссольдо.

История этого бегства подробно рассказана маркизом де-Сальво и герцогиней д'Абрантес. Байрон познакомился с Смит на Мальте и через нее послал своей матери, 15 сентября 1809 г., письмо, в котором сообщает некоторые подробности об этой «весьма необыкновенной женщине: «ее жизнь с самого начала так богата замечательными событиями, что в любом романе они показались бы невероятными… Она никогда не знала препятствий… возбудила ненависть Бонапарта участием в каком-то заговоре; много раз подвергала свою жизнь опасности, а ей нет еще и 25 лет… Со времени моего прибытия сюда я почти всегда находился в ее обществе. Я нашел в ней женщину очень красивую, очень воспитанную и крайне эксцентричную…».

Кроме XXX–XXXII строф II песни: «Чайльд-Гарольда», Байрон посвятил ей стихотворения: «К Флоренсе» и «Стансы, сочиненные во время грозы» (близ Цицы, в октябре 1809 г.). Мур высказывает мнение, что поэт был влюблен не столько в нее, сколько в свое воспоминание о ней. «У человека, одаренного таким сильным воображением, как Байрон, который, передавая в своих стихах многое из собственной жизни, в то же время примешивал к своей жизни много поэтического вымысла, – трудно, распутывая сложную ткань его чувств, провести границу между воображаемым и действительным. Так, например, здесь его слова о неподвижном и лишенном любви сердце, которое не поддается очарованию этой привлекательной особы, совершенно противоречат некоторым его письмам, а в особенности – стихотворению, сочиненному во время грозы». Говоря это, Мур забывает о разнице во времени: цитированное стихотворение написано всего месяц спустя после отъезда поэта с «острова Калипсо», а строфы «Чайльд-Гарольда» – весною уже 1810 г. По словам биографа Байрона, Гольта, поэт «выказывал к ней страсть, но только платонически. Впрочем, она выманила у него ценный перстень с желтым бриллиантом».

Большинство комментаторов приводит «в опровержение» этих стихов слова Байрона в письме к Далласу: «Я не Иосиф и не Сципион, но смело могу утверждать, что никогда в жизни не соблазнил ни одной женщины». Мур замечает, что эти стихи один из многих примеров байроновской манеры выставлять себя в дурном свете: «Как бы ни была велика распущенность его жизни в коллегии, – такие выражения, как «искусство обольщения» и обман совершенно к нему не применимы».

«Албания заключает в себе часть Македонии, Иллирию, Хаонию и Эпир. Искандер – турецкое имя Александра; в начале строфы содержится намек на знаменитого Скандербега («лорд Александр») {«Георгий Кастриота (1401–1467), Скандербег или Скандер-бей, младший сын одного албанского главаря, был послан, вместе с четырьмя своими братьями, заложником к султану Амурату II. После смерти отца, в 1432 году, он стал продолжать борьбу с турками и, в конце концов, достиг независимости Албании. «Его личная сила и ловкость были так велики, что его храбрость в сражении напоминала романтического рыцаря». Он умер в Лиссе, на Венецианском заливе, а когда этот остров был взят Магометом II, турки, говорят, вырыли его кости и повесили их себе на шею, как талисман против ран или амулет, внушающий храбрость.}. Я не знаю, правильно ли я сделал Скандербега земляком Александра, родившегося в Пелле, в Македонии; но так называет его Гиббон, который, говоря об его подвигах, вспоминает также Пирра».