Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

Левкадский мыс увидел Чайльд в волненьи [93]
В осенний вечер, полный светлых чар;
Затем он посетил поля сражений:
Вот Акциум, Лепант и Трафальгар.
Не тронули его преданья славы;
Рожден под невоинственной звездой,
Не восхищался он борьбой кровавой, —
Считал войну преступною забавой
И брани презирал, встречая их с враждой.

Когда звезда, сияя в небе ясно,
Блеснула над Левкадскою скалой; [94]
Когда пред ним приют любви несчастной
В последний раз мелькнул во мгле ночной,
Волненье Чайльд-Гарольда охватило;
В тени скалы он плыл, стремяся в даль,
И на нее, в тоске, глядел уныло;
Когда же мгла ее от взоров скрыла,
Его больной души рассеялась печаль.

В сиянии зари пред ним блеснули
Зубчатые верхи Албанских гор:
Среди тумана вот утесы Сули, [95]
Вдали ж вершина Пинда тешит взор;
Ее алеет снег, одет зарею;
Здесь рыщет волк, острит свой клюв орел.
Там хаты горцев, преданных разбою…
То царство гроз, что зимнею порою,
Зловещих сил полны, громят и лес, и дол.

Простившись с просвещеньем, в край далекий,
Что хвалят все, хоть жить боятся в нем,
Явился Чайльд. Как путник одинокий,
Бродил в краю он мрачном и глухом,
Где бед не знал, хотя, к борьбе готовый,
И не страшился их; тот край был дик,
За то его картины были новы.
Гарольд, мирясь с погодой то суровой,
То знойной, без труда к усталости привык.

Поруганный исламом, крест смиреньем
Гордыню заменил минувших дней…
Христианина здесь клеймят презреньем;
В загоне и служитель алтарей.
Как суеверья жалки проявленья!
Оно для духовенства лишь доход,
Сулящий прочим смертным разоренье;
Религию позорят лжеученья!
Кто золото ее от примесей спасет?

Амбрации залив блестит пред нами.
За женщину здесь кровь лилася встарь,
Сражались под одними знаменами
И римский вождь, и азиатский царь. [96]
Здесь Августа трофеи свет дивили. [97]
Тот мир исчез и памятника нет.
Людская скорбь была плодом усилий
Монархов, что анархии служили…
Ужель был создан мир для грома их побед?

Долинами Иллирии дорога
Гарольда шла от грани гордых скал
Албании. Там мест он видел много,
Что ни один турист не описал.
Хоть Аттика роскошно разодета,
Хоть живописны Темпе и Парнас,
Невольно вдохновляющий поэта, —
Картинами страна богата эта,
Которые, как те, красой пленяют нас.

Он за собою снежный Пинд оставил
И, не успев в столицу заглянуть,
Чрез воды ахерусские направил [98]
К властителю Албании свой путь.
Слова Али – законы. [99]Кровь ручьями
Он в вечно непокорном льет краю,
Где горцы, защищенные скалами,
Порой вступают в бой с его войсками, [100]
Лишь перед золотом клоня главу свою.

О, Зитца! [101]уголок земли священной,
Что полон чар. Добравшись до высот.
Где ты в тени стоишь уединенно,
Тебе привет плененный путник шлет!
Лазурь небес, сливаясь воедино
С деревьями, скалами и рекой,
Ласкает взор волшебною картиной;
Вдали каскад, несущийся с стремнины,
Хоть будит страх в душе, пленяет красотой.

Белеет одинокая обитель
Средь рощи, за которою грядой
Синеют цепи гор. Случайный зритель
Глядит на чудный вид, смутясь душой.
Радушен здесь монах. [102]Благословляя,
Всегда он встретить путника готов,
И тот, пленен красой волшебной края,
Уходит, с сожаленьем покидая
Того монастыря гостеприимный кров.

В тени дерев здесь отдыхать отрада;
В полдневный зной играет ветерок,
Больную грудь живит его прохлада;
Само здесь небо дышит: дол далек…
О, странник! коротай часы досуга
Средь благовонных рощ, где мрак ветвей
Спасает от жары и от недуга,
И наслаждайся здесь природой Юга,
Сиянием зари и прелестью ночей.

Амфитеатром мрачные громады
Хемариотских Альп вдали блестят; [103]
На их подножье путник бросив взгляды,
Богатую долину видеть рад.
Стада пасутся там, ключи, сверкая,
Журчат в тени дерев. То Ахерон, [104]
Где некогда царила смерть немая.
Коль это ад, то мне не нужно рая, —
В Элизиум попасть я не хочу, Плутон!

Кругом нет городов; Янина скрыта
Завесой мрачных гор. Ни сел, ни хат
В окраине не видно позабытой;
Бесплоден этот край и небогат.
В ущельях гор мелькают то и дело
Красивые стада бесстрашных коз;
Подпаски их ведут в одежде белой, [105]
То по горам за ними идут смело,
То под навесом скал скрываются от гроз.