Семен Кирсанов - Т. 2. Фантастические поэмы и сказки

Ашенбредель лен ткала, вышила рубашку,
кожу туфелькам дубила Чиндрелл-Замарашка.

Все забеспокоилось,
все заволновалось,
туфелька
расстроилась,
с чулком
расцеловалась,
перчатки из замши,
ботик
на резине:
— Как мы это раньше
не сообразили?!

Шелковое платье
шепнуло кольцу:
— Кольцо,
как вы считаете,
я Золушке
к лицу?

Сползают вещи
с полочки
с шелестом,
с гуденьем:
— Скорей
бежимте к Золушке,
умоем
и оденем!

И по витринной комнате
пошло гудеть:
— Идемте!
Идемте
ее приодеть!

Кружево —
часы за ремешок
берет:
— Товарищи!
К Золушке!
В стекло!
Вперед!

Но только тронулись —
уже наготове
задвижки,
замки,
засов на засове,
крючками сцепились:
— А ну, товар!
(Лязг зловещий.)
— Осади на тротуар!
В витрину,
вещи!

Ключей американских лязг и визг:
— Назад, пальто! —
Волнистое железо упало вниз.
— Заперто!

На двери и вещи решетка налезла,
оттиснули туфельку — не стало стекла,
конец водопаду —
висит из железа
гофрированная скала!

А улица туманом сглажена,
и небо все в замочных скважинах.

Все заперто ключами-звездами.
— Забыла, загляделась, поздно мне!

Полоска кровяная с запада.
— Что будет, если лавка заперта?

Микстурой синею шары наполнивши,
аптека, в инее, светла до полночи.

В облатке золота, на ватке — вот она! —
пилюля желтая, пилюля йодная.

Змея рисуется над чашей площади,
лежит Пилюлиуса ценою в грош один.

А у Золушки в ладошке
только дрожь…
Вспомнила о грошике.
Где же грош?

Стынет синим светом
стеклянный шар,
грошика-то… нету!
Нет гроша.

Где ты? грошик? грошик-хорошик! —
ищет грошик в снежной пороше,

Обтрогала платье,
за шагом шаг
шарит по асфальту —
нет гроша!

Был орел на гроше — гербовые крыла,
две змеиных главы, держит землю рука,
на ладошке оттиснулся след от орла,
побежала к реке, потемнела река.

Смахнула с ресницы соленую блестку.
Мост. А внизу
уносит река Замарашкину слезку
в море, в большую слезу.

Прибьют за грош, замучают,
вот так, ни за что…

— Домой ни в коем случае,
ни
за
что!

Как тилиснет плетки замах —
с глаз искра:
— Где пилюля? Сама
всю сгрызла?

— Я… шла… несла… вот… тут… в руках,
и вдруг… не зна… не знаю… как…

Вы не бейте меня,
не ругайте меня,
если я вам надоела,
так отдайте меня!

— Молчать, побирушка, глаз не мозоль,
в угол пошла!
Становись на соль!
(Промерзлой коленкой на острую соль,
крупная соль —
соленая боль.)

— Читай «Отче наш»! — Солона слеза.
Кристаллы колючки подкладывают.
В колено вгрызается злая сольца,
вприкуску коленку обгладывает.

— За медную мелочь,
за крошечный грош…
Ой, что же мне делать? —
А мачеха: — Врешь!..

— Домой не годится,
нет,
не домой!
Речная
водица,
боль мою
смой!

Не быть мне невестой,
не быть мне женой,
прощай ты,
железный
мост кружевной!

Услышав, раскрылся
мост разводной
и в ситец вцепился
рукою одной.

Рукою вразмашку
раскрывшийся мост
поднял Замарашку,
на снег перенес.

— Я жить не хочу,
я жить не могу!
Разрежь меня сталью,
трамвай, на бегу.

Начнут из меня
веревки вить,
нет мочи на свете
у мачехи жить.

Рельсы гудят,
стонет земля,
под фонарями
четыре нуля.

Вздрогнули рельсы,
крикнула сталь,
трамвай раззвенелся:
— Встань,
встань,
встань!

Ручку
на «стоп»!
Тормоз
вбивай!
Задохся и как вкопанный
встал трамвай.

— Не хочется жить,
не можется жить,
за ядом в аптеку —
схватить, проглотить!

Аптечная улица,
шары стоят…
— Доктор!..
Юлиус!
Дайте…
яд…

Сейчас глотну
щепотку одну…

(Глотнет, и конец!
Упадет, и конец!..)

Но с крыши, картавя, слетел скворец,
слетел и щепотку смахнул скворец: