Александр Гитович - Звезда над рекой

Прошедший в битве раскаленной
Огонь и воду,
Он белый цвет и цвет зеленый
Вернул народу.
Вернул ему леса и реки,
Луга и пашни,
Чтоб рабство сгинуло навеки,
Как день вчерашний.
Теперь он стал корейским цветом,
Тот цвет отваги.
Он — над Народным Комитетом
На новом флаге.
И, в гневном сердце пламенея
У партизана,
Он с ним пройдет по всей Корее,
Вплоть до Фузана.

Было то у самого Китая,
В деревушке на краю болота.
Жил старик, болезнями страдая,
А поддаться смерти неохота.
И узнал он об одном лекарстве:
Рассказали старцу в утешенье,
Будто есть в Китайском государстве
Корень Жизни — от всего спасенье;
Будто, кто попробует женьшеня,
Снова станет крепким и здоровым.
Так сказали старцу в утешенье,
Чтобы обнадежить добрым словом.

А старик-то взял да и поверил,
Что пройдет теперь его кручина.
Открывает он у хаты двери
И зовет единственного сына,
И кричит ему еще с порога.
Чтоб, к отцу имея уваженье,
Отправлялся парень в путь-дорогу
И не возвращался без женьшеня.

Смирен сын был и отцу покорен.
Повела его судьбина злая,
И пошел искать он этот корень,
Никаких путей к нему не зная.
По горам бродил он и по скалам,
Ночью наземь голову склоняя,
И с утра опять его искал он,
Приказанье свято выполняя,
По лесам плутал на лисьих тропках…
Стал уж непохож на человека —
И нашел женьшень в маньчжурских сопках
Ровно через половину века.

И вернулся он к себе в деревню,
Одичавший, грязный и лохматый,
Видит — вдвое выросли деревья,
Что склонялись над отцовской хатой.
Только хаты нету и в помине,
Лишь одна труба торчит уныло,
А отец зарыт в песке и глине,
И заброшена его могила.

«Самому-то семь десятков с лишним, —
Так он думать думу начинает, —
Что уж вспоминать тут о давнишнем,
Все равно отец и не узнает.
Для чего лежать мне без движенья
Рядом с ним под камнем надмогильным?
Дай-ка сам попробую женьшеня,
Снова буду молодым и сильным».

А кругом пустынно все и глухо,
Не узнать совсем родного края,
Нищета везде и голодуха
Под проклятым игом самурая.
До того уже дошло на свете,
Что не слышно смеха молодежи,
И, в морщинах, маленькие дети
На печальных стариков похожи.

«Нет, — старик подумал, — погляжу я,
Не найти покоя мне в отчизне,
Если, проклиная власть чужую,
Молодость и та не рада жизни.
Лучше покорюсь своей я доле
И умру в назначенные сроки,
Чем в японском рабстве и неволе
Буду жить, как нищий у дороги».

Лег старик на землю, где когда-то
Старая его стояла хата,
И уснул, склонившись головою,
Под небесной крышей голубою.

Он проснулся в страхе и смятенье,
Потому что гром гремел могучий,
Содрогались камни и растенья,
А на небе — ни единой тучи.
Много повидал он в годы странствий:
Слышал грохот горного обвала,
В бурю плавал на морском пространстве —
Но такого в мире не бывало.
Он стоял один, бледнея ликом,
А потом пришли к нему соседи
Рассказать о празднике великом,
О еще не слыханной победе.

То не гром небесный волей бога
Над землею прогремел корейской —
То пришла советская подмога
Силою своей красноармейской.
Это пушки русские гремели,
Танки по дорогам грохотали,
Сосчитать их люди не сумели
И не смогут, хоть бы год считали.
И уж вся стальная эта сила
Так японцев начисто косила,
Так уж била их и добивала,
Что теперь — их будто не бывало.

Как бывает после дней ненастья,
Все светлее стало и моложе,
И старик был рад людскому счастью,
Своему он радовался тоже.
Будто выиграл и он сраженье
Со своею горькою судьбою
И к нему, подвластная женьшеню,
Молодость придет сама собою.
И о жизни думал в этот миг он,
О ее таинственном бессмертьи,
Думал он о зле ее великом
И ее великом милосердьи.

Долго он сидел, душою светел,
И, склоняя старческое тело,
Погруженный в думы, не заметил,
Как вокруг все странно опустело.
А когда глаза свои он поднял,
Видит — что-то в мире изменилось,
Будто здесь, где праздник был сегодня,
Горе непонятное случилось.
И побрел он пыльною тропою
И дошел до хаты, где стояли
Люди неподвижною толпою
В молчаливой скорби и печали.

И сказали старику соседи,
Что деревня горестью объята,
Что нашли сегодня на рассвете
Раненого русского солдата.
Принесли его недавно в хату,
Он лежит без памяти в постели,
Шевельнуться не дают солдату
Десять ран на богатырском теле.
Две старухи, что лечить умеют,
Непрерывно там колдуют вместе,
И крестьяне разойтись не смеют:
Ждут плохой или хорошей вести.