Николай Оцуп - Океан времени

Выбрана из тысячи других,
Чтобы возвеличить бескорыстный,
Нежный и печальный подвиг их,
Грубости враждебный ненавистной.
А пока на полюсе другом
Двое после первой ночи брачной
Нам поют о счастии своем
В долгой жизни, только ли невзрачной?
Это Филимонов и Бавкид
Тихое над холодом обид.

Старость донимает и потери
Неизбежные до той, большой,
До последней… Но живет Пульхерий
С Афанасиями нежный строй.
Старосветские при всех режимах
И во все века, они вдвоем
В радостях, для глаза еле зримых,
Доживают мирно. Кто о чем!..
Счастие безгрешного уюта
Ведь и в наши дни дано кому-то.

Так по-своему на путь толкнуть
Подвига и вдохновить, конечно,
Могут многие, но жизни суть
И настойчиво, и человечно
Перед изнывающим раскрыть —
Дело Беатриче… С мудрой Биче
Снова я дерзну тебя сравнить,
Славя от нее твое отличье:
Ты не в облаках, в пыли земной —
Чудо, смертный, страстный гений мой!

Вижу беспредельное богатство
Духа твоего хотя бы в том,
Что уныние — как святотатство
Для меня с тех пор, как мы вдвоем.
Мука, да… ужасные ошибки
(Но теперь все реже) и борьба
С худшим «я», большая, без улыбки,
И освобожденного раба
Счастие, и в воздухе повсюду
Нежности твоей, подобно чуду,

Заливающая мир волна…
Все облагорожено тобою.
Как любовь телесная бедна!
Мне казалось, что другой не стою.
Вспоминая злую духоту —
Близости нерадостной, непрочной,
Обходить бы надо за версту
Прелести и краткой, и порочной,
Лишь так называемой любви,
Темной, как волнение в крови.

В бывшем королевстве двух Сицилий
Есть и новое сейчас: бомбят
Таранто. В Калабрию вступили,
Кажется, союзники. Наш брат
Арестант опасен, и в вагонах —
Мы… Как весело!.. Под самый Рим
Увезли. В бараках, озаренных
Феерическим, предбоевым
Светом, ночью (летчик на разведке)
Ждем огня, как мяса звери в клетке,

Ясно ли сегодня, чья возьмет?
Чья бы ни взяла, в последней давке
Столько подвернувшихся падет,
Сколько и в боях не пало… Кафки
Не совсем же выдумка «Процесс»,
Нашей каторжной свободы схема…
Как собаку… Что же, перевес
У преследующего… Поэма,
Что ты в ре-минор? Попробуй ля
И мажор французских «oh, lа-la».

Мир великолепен и опасен,
Но уже коробит яркий слог —
Бомбы разрываются. Ужасен
Вид убитых. Неужели мог
Человек насилием увлечься.
И войне, и джунглям, и тайге
Дико радоваться и отречься
От Евангелья, где о враге
Как о лучшем друге говорится.
Современник, нам бы помолиться!

Металлические голоса
Узнавая — крепостей летучих, —
Мучимся бездействием. Леса
Рядом. Но сараев — ох! — вонючих
Надо, мерзкое переносить.
Нет посылок больше. Вот бы чаю!
Не пишу, и хочется забыть,
Где я, и лениво умираю
Для всего… Под канонады гул
Крепко, обессиленный, уснул…

Новый круг, и самый безобидный,
Оттого не холод и не страх
Он внушает. Может быть, постыдный,
Для меня он в розовых тонах.
Клонит деятельнейшего к лени,
Как дитя усталое ко сну,
Вместо лихорадки вдохновений
Страшную он чувствует весну,
Бормоча: какая незадача,
По-обломовски, и даже плача.

Сердце Человеческое… Лень…
В жилах — иссякание природы,
А в воображенье — пальмы сень,
Зной, и ветерок, и пароходы,
Облака, и зыблется река
Отдыха, и нежности, и лета,
И объятий с милою, пока,
Словно падая с другого света,
Хлыст действительности — трезвый день
Не хлестнет забывшуюся лень.

Лень… на сына золотого века
Падают железные века,
Люди убивают человека.
Возле отвращения — тоска.
В ночь и рабство неженку уводят,
Холодом терзают, бьют кнутом,
Сильные и злые счеты сводят
С никому не нужным существом.
Лень… Из всех пороков слабость эта
Всех пленительнее для поэта.

Он и сам не создан для труда
Полупобедителей природы,
И, для них негодный никуда,
Он и сам не прочь на годы, годы
Для всего суетного уснуть.
Только вот беда: в своей дремоте
Будет слушать он: молчи! забудь!
И очнется на последней ноте
Внутренней мелодии своей,
Не грустя, что не дал жизни ей.

Присылая мне «Promessi sposi» [38]
(Дни большой разлуки, дни чумы)
И другие книги — об угрозе
Новой ты напомнила: зимы
Худшей (в судном веке — сорок третьей)
Но подчеркнутых тобою слов
Выразительных, как междометье:
«Казнь, побег, решайся, будь готов!» —
В лагере не поняла цензура…
(Dura lex [39], как говорится, — дура…)