Не трогайте Элмано, — неужель
Вы не пришли, поразмышляв, к итогу,
Что дела нет ему до пустомель?
Иль вы его зовете на подмогу?
Глядите: он, как матерой кобель,
На вас, аркадцев, поднимает ногу!
Падре Домингосу Калдасу Барбозе
(Сатира в похвалу)
Сними, Бокаж, мусические латы,
Не будь врагом оплоту срамоты:
Поэзии не ведают скоты,
Пред естеством они не виноваты.
Нет, не падут лихие супостаты,
Но их ввести, однако, можешь ты
В дом сумасшедший — там полупусты
Высокие больничные палаты.
Лерено мудрый, я прошу о том,
Чтоб ты послушал здравого совета:
Сбери своих соратников, гуртом,
И увези от обольщений света
Туда, где их спасут — битье кнутом,
Солома и голодная диета.
Антонио Жозе Де Паула, комическому актёру и директору театра
Метис курчавый, бодрый петушок,
Как прусский Фридрих, гордость излучая,
Кривляется, души в себе не чая,
Ее — на грош, зато силен душок.
Фиглярских трюков у него мешок;
Ослиной мордой залу докучая,
Чернил на сцене просит, кофе, чая —
Однажды спросит и ночной горшок!
В восторге сброд от низменных материй,
Не зря же комик дикарю сродни,
Да и лишен к тому же суеверий!
Пусть вкуса нет — однако же взгляни:
Он изобрел новейший магистерий,
Он извлекает злато из брехни!
Некоему субъекту, не умевшему написать своё имя, но попрекавшему автора стихослагательными ошибками
Ну и судья! Скорей контрабандист.
Не то прохвост, не то обычный хлюст, —
Но уж башкой-то несомненно пуст, —
Бубнит: Бокаж, — неважный сонетист.
Зоильский путь, учти, весьма тернист,
Ужо схлопочешь и в скулу, и в бюст,
Ужо тебе устрою зубохруст,
Не полагай, что рожей будешь чист.
Ты хуже вора, да не так уж прост;
И как, болван, тебе не надоест
Являть свою же глупость в полный рост?
Зубря заклятья грамоты замест,
Ты, Сатана, умеешь прятать хвост,
Но вместо подписи — рисуешь крест!
Написано автором его другу Падре Жоану де Поузафолесу, во время посещения кельи оного, когда у автора погасла сигара, однако же друг не дал ему огня прикурить
К чему, Жоан, бранишься неуклюже?
Сигарный дым — ужель чернее сажи?
Без курева — подохнуть мне, и даже
Шакалом стать, а то и кем похуже!
Скорее жить готов я в грязной луже,
Быть обвиненным в самой гнусной краже!
Ведь если, скажем, нет сигар в продаже,
То впору сдохнуть от тоски, от стужи!
Я табакеркой редко ноздри нежу, —
В своей-то я горелую рогожу
Ношу да угощу порой невежу.
Нет, я хвалы одной сигаре множу!
Хвали и ты, а то возьму да врежу!
И дай огня, а то получишь в рожу!
Доктору Мануэлу Бернардо де Соуза-и-Мело, когда прошел слух, что блюститель кладбища Эсперанса поставлял куски мертвечины тамошнему же колбаснику
О, это ложь и мерзостные басни!
Да снимется поклеп с гробовщика!
Тухлятина и так наверняка
С большим избытком в тамошней колбасне!
Нет, было дело в сотню раз ужасней!
Бернардо-Замогильника рука
Таскала с кладбища окорока!
Виденье жуткое, скорей погасни!
Но есть приметы неких больших бед:
Остатки Франсы ищет трупоед,
Ему в прокорм любой сгодится Ирод.
О Мелизен, страшись его когтей!
Он жрет сонеты, оды и детей!
О, да не будешь ты столь гнусно вырыт!
Портрет начальника табачной таможни, Жоана да Круз Саншеса Варона
Таможенник — по плоти и по духу,
Мерзей любого грязного монаха,
Безмозглей молодого вертопраха,
Притом похож на дряхлую старуху.
Он плоский весь, — спина присохла к брюху,
Как на скелет, напялена рубаха;
Такого встретишь, так помрешь со страха
И побоишься вмазать оплеуху.
Он рожей — мученик, хоть и пройдоха;
Он источает яд без передыха,
Воняет, как навозная лепеха.
Чем грубо грабить — он ворует тихо;
Что ценят все — ему не стоит чоха…
И это — человек? Ну, право, лихо!
* * *
«Напялив плащ и ношеную робу…»
Напялив плащ и ношеную робу,
Варона, плут последнего пошиба,
Кому плевать, что есть щипцы и дыба,
Решил заняться грабежом, на пробу,
Читать дальше