Array Антология - Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского

И Алкиона у студеных вод
Тоскует снова о пропавшем муже,
Который в море не избег тенет
Ветров коварных и глубинной стужи, —
Он лишь во сне пред нею предстает,
Но сердцу от видений только хуже, —
Предчувствие добра солжет всегда,
Но не замедлит жданная беда.

Жена, не потупляя глаз усталых,
Бредет вдоль полосы береговой,
Чтоб, юношу найдя в прибрежных скалах,
Узнать, что стала горькою вдовой.
Теперь не пожалеть трудов немалых
Вам, нереиды, будет не впервой
На утешенье столь большой обиды —
Коль вам оно по силам, нереиды.

Однако полно, — станешь ли мудрей,
Рассказывая, как тоскуют птицы?
Любви служивших яростных зверей
Могу я перечислить вереницы.
Что сим двоим дало всего скорей
Ужасные обличья льва и львицы —
И Афродита, и Кибелы храм
Об этом рассказать могли бы нам.

Телицу, что спасалась от погони,
Взлелеял на груди великий Нил,
И Веспер на борейском небосклоне
Медведицыну участь проследил, —
Еще напомню я об Актеоне,
Кто стал оленем и упал без сил,
Кого собаки злобно разорвали:
Будь он слепым — погиб бы так едва ли.

Нагой увидел он исподтишка
Охотницу, возжаждавшую мщенья:
Несчастному в зерцале родника
Явилась разом стать его оленья,
Его объяли ужас и тоска,
И он бежал, сгорая от смущенья,
Своим собакам дичью стал теперь —
Охотником когда-то бывший — зверь,

Не постигая разницы обличий,
Он морду к ним тянул и очеса, —
Дрожала роща от счастливых кличей,
Собратья подавали голоса:
О Актеон! Давно подобной дичи
Не посылали боги к нам в леса, —
Спеши же — будет славная потеха!..
Спеши, спеши же — повторяло эхо.

Но ах! Примеры все не таковы,
Чтоб нрав смягчить, воистину алмазный!
О сколько зла душе моей, увы,
Творит ваш образ действий безобразный, —
Но сколь бы много ни язвили вы
Весь долгий век меня напастью разной —
Сколь ни вкушу от боли — буду рад
Любовь умножить болью во сто крат.

Я доказал вам, дочери дубравы:
Любовью переполнен окоем.
Каменья, реки, древеса и травы
Я с птицами назвал и со зверьем.
О, если б из любовной сей растравы,
Что поселилась в разуме моем,
Из этой счастием чреватой чаши
Проистекло раскаяние ваше!

Не всем иным, а мне — сколь тяжело,
Зачем же не поведал я вначале!
Насколько больше слез бы истекло
Из глаз моих о собственной печали!
Уж то одно мне счастие дало,
Что вы бы о тоске моей прознали,
Себя в душе за черствость покарав,
И усмирили свой лукавый нрав!

Но тщетны все подобные замашки:
От слов моих не сдвинется гора.
Слова дарю ветрам — о жребий тяжкий! —
За нимфами не в силах мчать ветра,
Любовь жестока и не даст поблажки,
Она со мной до смертного одра.
Коль скоро мной утрачена свобода —
Я смерти жду, как лучшего исхода.

Сатир умолк, но боль его словес
Не исчезала в трепетном просторе, —
И зарыдали горный кряж и лес,
Соединясь в непостижимом хоре,
И Феб, со свитою сойдя с небес,
За гранью вод уединился вскоре —
И вывела, светла и молода,
Пастушка в небо звездные стада.

Прекрасный Тежо, сколь же разнородный
Мы оба в жизни обретали вид:
Мы вместе исцелялись от обид,
Тоской обуревались безысходной.

Твое лицо менял избыток водный,
Высокий берег временем размыт.
И я меняюсь: жизнь меня стремит
Тропою то утешной, то невзгодной.

О, мы вкусили злобы и тщеты.
Вкусим ли счастья? Кто залечит рану,
Несходства сгладит нашего черты?

Теперь весна везде, куда ни гляну:
Опять таким, как прежде, станешь ты,
Но я таким, как был, уже не стану.

Я пропащий человек —
Ни живу, ни умираю.

Беспокойствует душа.
Горько ввержена в заботу;
Я терзаюсь, не реша:
То ли проторей без счету,
То ль без счету барыша?
Я бы сей разброд пресек.
Я бы твердо стал на страже, —
Но не разберусь вовек
С тем, что сам — предмет пропажи
И пропащий человек.

Шла душа к своей мечте,
Радуясь любовным бурям,
Заплуталась в темноте
И повисла в пустоте,
В худшей из возможных тюрем.
Выиграю, проиграю —
Бесполезно длю года,
Ничего не выбираю
И бреду, бог весть куда:
Ни живу, ни умираю.