Глубокомысленным туннелем
Сквозь недра каменногоры
Скалам Байкала хмуросерым
Пронесший глаз своих дары,
Чтобы отметить водопады
И клики птиц, и взлетоснег,
Венчавшие гранит-громады
Над пиршеством июньских нег.
Тик так тик так
По гравию шаги
Луна ветвях пятак
Блестит для других
В доме СЛУЧАЙНОМ
Звучит самисэн [35]
Все необычайно для меня
с ЭН
Японии ночи
От прозы умчат
Кохи и оча [36]
К сакэ [37]приручат.
Улицу бросало направо и налево,
Мост упал на колени, принимая меня,
Шумом безумным дома оглушало,
Ночь старухой смотрелась окно.
Беззубой проституток было мало
Червивое вино…
Вот — огарок дня…
«Зимним часом вдоль залива…»
Зимним часом вдоль залива,
Льдистой корочкой хрустя
У священно озер бива
Прохожу неспешно я.
На холмах краснеют храмы
Изогнулся взлет ворот
Из-за туч веселой рамы,
Что небесный ширит свод
У троп крутых растут мимозы,
Сафьян земли им — колыбель,
Вкруг хижин белые сеози,
Нихон деревни карусель.
Я мимо шел и тростью тронул
Мимоз пугливую семью
И желтые исчезли тоны,
И кротость жизни узнаю.
Мимоза лепестки свернула,
Незримой сделалась очам
Тоскливо серая акула
Их золотой сглотала гам.
Я занимался слишком долго
Твоими отмелями, Волга.
Одной из, тяжких в омут, гирь —
Был сердцу старый монастырь.
Теперь я дряхл, годами сед.
В гробу лежит, засох сосед,
Но прежней злобе не истлеть —
Не истрепать отмщенья плеть:
Неумолимее червя —
Навек — злопамятность моя!
Летний инок («В цветах полеты струны пчел…»)
В цветах полеты струны пчел
Прозрачный мед душа тычинок
Как грудь Венеры круглый дол.
И — черный престарелый инок.
Ушедший в жертвенный покой
Где каждом слоге — вдохновенье,
Благословя своей рукой
И птиц, и насекомых пенье,
Моря распространенных крыл
и сонмы вопиющих глоток
Зарядку солнцем жизнепыл
Самцов без правил и оброток
Цветущих облак знойнокуст
Летучую, как призрак, стаю
Для ненасытножадных уст
Что восхищается, сгорая!
Прозрачный инок, инок, инок
Ушедший в черные цветы
Чтобы затеять поединок
Во имя бездны — высоты!
1907 год
(Чернянка)
переработано в 1931 году.
Грабители времени (набросок)
В квартиру влетели сломали запоры
Дверь сорвалася с петель
Убийцы, грабители, воры
Ветер, огонь иль метель?
Зубы стучат дребезжащий звонок
Грабители в масках растрепан пробор
Сломалась рука там хрустит позвонок
Часы револьверы умолк разговор
Жестокие фразы, костлявые руки за глотку
Вот деньги, но жизнь пощадите
Что вся в кружевном, голубую кокотку
Не надо сапфиров брильянтов триремы
Кричит исступленно грабитель
Мгновенья, нам годы подай!
Мы грабим лишь… ВРЕМЯ!!!
Четвероногое созданье
Лизало белые черты
Эллады брошенное зданье
В заклятьи синевысоты
Пылали светозарно маки
Над блеском распростертых глаз
Им упоительные знаки —
Лучом колеблемый алмаз!
1908–1931
My mother moon makes me mute [38].
Отсталый и немного точный
Приходит и смеется вдруг
Румяный плод пушистосочный
Владетель множества супруг.
Я стал святым приятелем
Я с ними заодно
Они теперь стараются
Мне подавать вино.
Я стал святым потребностью
Они помолодев
Для голой непотребности
Мне тащат в спальню дев.
Святые станут грешными
Меня не ублажив
Не угостив орешками
Не наточив ножи.
Я стал и сам святителем
Порока строю храм
Хожу в чиновном кителе
Давно привык к дарам.
1921–1931
Иоког<���ама> Н<���ью->Й<���орк>
Под симфонией зимних небес
Тонким цинком одеты поля
Ты лепечешь персты оголя
Этот фрагмент не созданных месс
Не пришедших поэм, не рожденных панно
И скульптур, что объемах живут
Ведь немногим в потоке людском суждено
Донести неразбитым хрустальный сосуд
Где магически мир отразясь
Держит с тайной вернейшую связь.
Читать дальше