Давид Бурлюк: Четыре птицы

Мы всегда тяготели ко злу,
Завивая свой танец нескромный,
Собирался роще укромной,
Поклонялись любовно козлу.
И носили извивы одежд,
Штоб греховней была сокровенность,
Для блудящевзыскующих вежд
Нежноформ обольщающих пенность —
(Не луны замерзающий луч)
И не мрамор блестяще каррарский
Исступленною страстью тягуч
Тетивы сухожилья татарской.
Остролоктных угольники рук,
Ненасытность и ласк и свиваний —
Жгучепламенный розовый круг,
Что охочей, длинней и желанней…
Мы всегда прибегали козлу,
Распустив свои длинные косы
И нас жалили жадные осы,
Припадавших истоме ко злу.

И впредь тебе стараться надо,
Не быть кочующим номадом.
Слов торопящееся стадо
Гони Поэзии оградам!

Разбойники больших дорог
При свете киноварь-луны.
Корчме пьянит жигучий грог
Дальневосточно-стороны.
Тесовой горнице купец —
Набитый туго кошелек,
Отбросив блеклый поставец,
Ужасозрит смертенкурок.
И тройка скачуща опор
Лиловоискроглаз волков
Снегами занесенных гор,
Яблококрупных рысаков.
Исходотваг — прошлостолет?
Поэзия больших дорог:
Кистикарминнопистолет,
Корчме синедымящий грог.

Наполнив золотую ванну
Плещеослиным молоком
И видеть розомрамор странно,
Торчащий локтя острием.
Хрусталькабине благовоний,
На фонебело глаз эмаль
Расцвеченных взволнованно
Синьиндиана шаль.
Изнеженная нереида,
Сидящая спина дельфин
За эфиопкою сердитой,
Руках утонченный графин.
Брегокеан красы подушек
Простерт влек, щевластный пляж.
Цепей браслет, колец, игрушек,
Насилий, войн обманов, краж.

У лона древлестарых стен
Ты занялася цветоводством,
Чаруя сетью тонких вен
На ножек белом превосходстве
Слежу, смотря тебе во след,
Што ты взрастишь трудом прилежным
На склоне изощренных лет,
На фоне тускло-безнадежном.
Вначале желтых мотыльков
Развеять звонко над полями,
Где снега царствует покров.
«Гонимы вешними лучами»
Вслед землю — Новую Данаю
Низринешь цветмонетоливень.
И станут дни подобны раю,
Не нужен штык!.. Излишен бивень!

Земля забинтована ватой,
Совсем израненный Герой.
Мое согласие! права ты, —
Зима, упавшая горой!..
  И это, следовательно, надо,
  Штоб бубенцы и лет саней,
  И блеск, и скрежет рафинада,
  И лес, зеркально, без теней!..
Вошед привычку, став натурой,
Лишение зеленых крас
И кочек пашни темнобурой
  Не удивляет больше нас, —
  Внезапу вверженных белизны
  Сугробы североотчизны.

Подумать страшно, што пучину
Нисходит все, што зримое вокруг,
По-днесь безвестному почину
На бессловесный смерти струг.
Равнялся высоким чином
Простейшим нищим стариком
Могил измерены аршином,
Под земляной раскисший ком.
И сколько было ярких песен,
Любовных сожигавших чувств,
Горячих лет, безмерных весен,
Помпезно радостных искусств,
И сколько было гордых знаний,
И точно выспренных умов,
Высоких скал, роскошных зданий,
Все, все ушло под гнет холмов.
Все стало незаметным прахом,
Зловонную сочася гниль,
Заране вычисленным, крахом
Руководящих жизнесил!..

Мы должны б помещаться роскошном палаццо
Апельсиновых рощ золотых Гесперид.
Гармоничным стихом, наготой упиваться,
Но не гулом труда, не полетом акрид.
И должны бы ходить облаченные злато,
Самоцветы камней наложивши персты,
Вдохновенно, изысканно и (немного) крылато —