Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Джентльмены, посмотрите на это чудо,
Какую бы цену за него ни просили, оно стоит гораздо
больше,
Чтобы создать это чудо, земля готовилась миллиарды веков
без единого растенья и животного,
И, не спотыкаясь, упорно кружились миры для него.

И эта голова — в ней всесокрушающий мозг,
В ней и под ней вещество, из которого создаются герои.

Всмотритесь в эти руки и ноги — красные, чёрные, белые, —
как мудры в них жилы и нервы,
С них может быть содрана кожа, чтобы вы видели их.

Тончайшее чувство, зажжённые жизнью глаза, хотенье,
отвага,
Выступы мускулов тут на груди, гибкий спинной хребет,
вёрткая шея, мясо не рыхлое, руки и ноги хороших размеров,
И какие чудеса там внутри.
Там кровь пробегает,
Всё та же древняя кровь! всё та же красная кровь!
Там набухает и мечется сердце, там все желания, способности,
страсти, мечты.
(Или, по-твоему, их там нет, раз они не выражают себя в
салонах и в аудиториях на лекции?)

Он не один, он отец тех, кто станут отцами и сами,
В нём начало многолюдных государств, богатых республик,
Он множества жизней бессмертных источник, бесчисленных
воплощений и радостей.

И знаете ли вы, кто придёт от потомков потомков его через
мириады веков!

Муза, беги из Эллады, покинь Ионию,
Сказки о Трое, об Ахилловом гневе забудь, о скитаниях
Энея, Одиссея,
К скалам твоего снегового Парнаса дощечку прибей: «За
отъездом сдаётся внаём».
И такое же подвесь объявление в Сионе, на Яффских воротах
и на горе Мориа,
И на всех итальянских музеях, на замках Германии, Испании,
Франции,
Ибо новое царство, вольнее, бурливее, шире, ожидает как
владычицу тебя.
Наши призывы услышаны!
Да и сама она издавна жаждала этого.
Она идёт! Я слышу шелест её одежд!
Я чую сладостный аромат её дыхания!

О царица цариц! О, смею ли верить,
Что классические статуи и эти древние храмы не могли
удержать её?
Что тени Виргилия, Данте и мириады преданий, поэм,
старых связей и дружб не влекли её, как магниты,
к себе?
Что она кинула всё и — здесь?
Да, уже умер, замолк её голос там, над Кастальским ключом,
И египетский Сфинкс с перебитою губою умолк,
И замолчали гробницы, хитро ускользнувшие от власти
веков,
Каллиопа уже никого не зовёт, и Мельпомена, и Клио, и
Талия мертвы,
Иерусалим — горсть золы, развеянной вихрем, сгинул,
Полки крестоносцев, потоки полночных теней, растаяли вместе
с рассветом.
Где людоед Пальмерин? где башни и замки, отражённые
водами Уска?
И все рыцари Артура пропали, Мерлин, Ланселот, Галахад,
сгинули, сникли, исчезли, как пар,
Ушёл он! ушёл от нас навсегда этот мир, когда-то могучий,
но теперь опустелый, безжизненный, мглистый,
Шелками расшитый, ослепительно яркий, чужой, весь в
пышных легендах и мифах,
Его короли и чертоги, его попы и воители-лорды, его
придворные дамы
В короне, в военных доспехах, он ушёл вместе с ними в свой
кладбищенский склеп и там заколочен в гроб,
И герб его — алая страница Шекспира,
И панихида над ним — сладко тоскующий стих Теннисона.
К нам поспешает знаменитая emigrèe, я вижу её, если вы и
не видите,
Торопится к нам на свидание, с силой пробивает себе дорогу
локтями, шагает в толпе напролом,
Жужжание наших машин и резь паровозных свистков её
не страшат,
Её не смущают ни дренажные трубы, ни циферблат
газометра, ни искусственные удобрения полей,
Приветливо смеётся и рада остаться
Она здесь, среди кухонной посуды!
Но погодите — или я забыл приличье?
Представить незнакомку тебе, Колумбия! (Для чего же я
живу и пою?)
Во имя Свободы приветствуй бессмертную! ударьте по рукам,
И отныне вы обе, как сёстры, живите в любви.

Ты же, о Муза, не бойся! поистине новые дни и пути
принимают, окружают тебя,
И, признаться, странные, очень странные люди, небывалая
порода людей,
Но сердца всё те же, и лица те же,
Люди внутри и снаружи всё те же, чувства те же, порывы
те же…
И красота, и старая любовь та же…

…О, мы построим здание,
Пышнее всех египетских гробниц,
Прекраснее храмов Эллады и Рима.
Твою мы построим церковь, о пресвятая индустрия, и это
не будет гробница,
Это будет храм изобретений для практической жизни.

Я вижу ее, как во сне наяву,
Даже сейчас, когда я пою эту песню, я вижу, она встаёт
предо мною.
Я вижу её пророческим взором,
И громоздится этаж на этаж, и фасады из стекла и железа,
И солнце, и небо ей рады, она раскрашена самыми весёлыми
красками,
Бронзовой, синей, сиреневой, алой,
И над её златокованной крышей будут развеваться во всей
красоте под твоим стягом, Свобода,
Знамёна каждого Штата и флаги каждой земли,
И тут же вокруг неё целый выводок благородных дворцов, —
они не так высоки, но прекрасны.