Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

И это знание смерти шатает теперь рядом со мною с одной
стороны,
И эта мысль о смерти шагает рядом со мною с другой
стороны,
А я — посредине, как гуляют с друзьями, взяв за руки их,
как друзей,
Я бегу к бессловесной, таящейся, всё принимающей ночи,
Вниз к берегам воды по тропинке у болота во мраке,
К тёмным торжественным кедрам и к молчаливым елям,
зловещим, как призраки.

И певец, такой робкий со всеми, не отвергает меня,
Серо-бурая птица принимает нас, трёх друзей,
И поёт нам славословие смерти, песню о том, кто мне
дорог.

Из глубоких неприступных тайников,
От ароматных кедров и елей, таких молчаливых, зловещих,
как призраки,
Несётся радостное пение птицы.
И очарование песни восхищает меня,
Когда я держу, словно за руки, обоих ночных сотоварищей,
И голос моей души поёт заодно с этой птицей.

Ты, милая и ласковая смерть,
Струясь вокруг мира, ты, ясная, приходишь, приходишь,
Днём и ночью, к каждому, ко всем,
Раньше или позже, деликатная смерть!

Слава бездонной вселенной
За жизнь и радость, за вещи, за любопытные знания,
И за любовь, за сладкую любовь — но слава! слава! слава!
Верным и хватким рукам, холодящим объятиям смерти.
Темная мать! Ты всегда скользишь неподалеку тихими и
мягкими шагами,
Пел ли тебе кто-нибудь песню самого сердечного привета?
Эту песню пою тебе я, я прославляю тебя выше всех,
Чтобы ты, когда наступит мой час, шла неспотыкающимся
шагом.

Могучая спасительница, ближе!
Всех, кого ты унесла, я пою, я весело пою мертвецов,
Утонувших в любовном твоём океане,
Омытых потопом твоего блаженства, о смерть!

От меня тебе серенады веселья.
Пусть танцами отпразднуют тебя, пусть нарядятся, пируют,
Тебе подобают открытые дали, высокое небо
И жизнь, и поля, и громадная задумчивая ночь.

Тихая ночь под обильными звёздами,
Берег океана и хриплые волны, голос которых я знаю,
И душа, обращённая к тебе, о хорошо укутанная, просторная
смерть,
И тело, льнущее к тебе благодарно.

Над вершинами деревьев я возношу мою песню к тебе,
Над волнами, встающими и падающими, над мириадами
прерий, полей,
Над городами, густо набитыми людом, над кишащими
дорогами и верфями,
Я шлю тебе эту весёлую песню, радуйся, радуйся, о смерть.

В один голос с моей душой
Громко и сильно пела серо-бурая птица,
Чистыми и чёткими звуками широко наполняя ночь.

Громко в елях и сумрачных кедрах,
Ясно в мокрой свежести и в благоуханьи болот,
И я с моими товарищами там среди ночи.

И забрезжили предо мною войска,
И, словно в беззвучных снах, я увидел боевые знамёна,
Сотни знамён, проносимых сквозь дымы сражений,
пробитых картечью и пулями,
Они метались туда и сюда, сквозь дымы сражений, рваные,
залитые кровью,
И под конец только два-три обрывка остались на древках
(и всё в тишине).
Вот и древки разбиты, расщеплены.

И я увидел трупы войны, мириады трупов,
Я увидел кучи и кучи всех убитых войною солдат,
Но я увидел, что они были совсем не такие, как мы о них
думали,
Они были совершенно спокойны, они не страдали,
Живые оставались и страдали, мать страдала,
И жена, и ребёнок, и тоскующий товарищ страдали,
И войска, что оставались, страдали.

Проходя мимо этих видений, проходя мимо ночи,
Проходя мимо песни, что пела отшельница-птица в один
голос с моей душой, —
Победная песня, преодолевшая смерть, но многозвучная
всегда переменчивая,
Рыдальная, тоскливая песня, с такими чистыми трелями,
она вставала и падала, она заливала своими
потоками ночь,
Она то замирала от горя, то будто грозила, то снова
взрывалась счастьем,
Она покрывала землю и наполняла собой небеса,
И когда я услышал в ночи из далёких болот этот могучий
псалом,
Проходя, я расстался с тобою, о сирень с сердцевидными
листьями,
Расцветай во дворе, у дверей, с каждой новой и новой весной.

От моей песни я ради тебя оторвался
И уже не гляжу на тебя, не гляжу на запад для беседы
с тобою,
О лучистый товарищ с серебряным ликом в ночи.

И всё же я сохраню навсегда каждую, каждую ценность,
добытую мной этой ночью,
Песнь, изумительную песнь, пропетую серо-бурою птицею,
И ту песнь, что пропела душа моя, отзываясь на неё, словно
эхо,
И никнущую яркую звезду с полным страданья лицом,
И тех, что, держа меня за руки, шли вместе со мною на
призыв этой птицы,
Мои товарищи, и я посредине, я их никогда не забуду, ради
мёртвого, кого я так любил,
Ради сладчайшей и мудрейшей души всех моих дней и
стран, — ради него, моего дорогого,
Сирень, и звезда, и птица сплелись с песней моей души,
Там, среди елей душистых и сумрачных тёмных кедров.