Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Всю тебя букетами роз,
О смерть, всю тебя покрываю я розами и ранними лилиями,
Но больше всего сиренью, которая цветёт раньше всех,
Много я ломаю, ломаю лиловых ветвей,
И полной охапкой несу их тебе и высыплю их на тебя,
На тебя и на все твои гробы, о смерть.)

О западная плывущая в небе звезда,
Теперь я знаю, что таилось в тебе, когда, месяц тому назад,
Я шёл сквозь молчаливую прозрачную ночь,
Когда я видел, что ты хочешь мне что-то сказать, ночь за
ночью склоняясь ко мне,
Всё ниже поникая с небес, как бы спускаясь ко мне (а все
прочие звёзды глядели на нас),
Когда торжественной ночью мы блуждали с тобою (ибо
что-то, не знаю что, не давало мне спать),
Когда ночь продвигалась вперёд, и я глядел на край неба,
на запад, и увидел, что вся ты в тоске,
Когда студёною прозрачною ночью стоял я на взгорьи,
обвеваемый бризом,
И когда я смотрел, где прошла ты и куда ты упала в
ночной черноте,
Когда моя душа вся в тревоге, в обиде покатилась вслед за
тобою, за печальной звездой,
Что канула в ночь и пропала.

Пой же, пой на болоте,
О певец, застенчивый и нежный, я слышу твою песню, твой
призыв,
Я слышу, я скоро приду, я понимаю тебя,
Но я должен помедлить минуту, ибо лучистая звезда
задержала меня,
Звезда, мой уходящий товарищ, держит и не пускает меня.

О, как я спою песню для мёртвого, кого я любил!
И как я спою мою песню для милой широкой души, что
ушла?
И каковы будут мои благовония для могилы любимого?

Морские ветры с востока и запада,
Дующие с Восточного моря и с Западного, покуда не
встретятся в прериях,
Этими ветрами и дыханием песни моей,
Их благовонием я наполню могилу любимого.

О, что я повешу на стенах его храмины?
Чем украшу я мавзолей, где погребён мой любимый?

Картинами растущей весны, и домов, и ферм,
Закатным вечером Четвёртого месяца, серой дымкой,
светозарной и яркой,
Потоками жёлтого золота великолепного, ленивого
заходящего солнца,
Свежей сладкой травой под ногами, бледнозелёными
листьями многоплодных дерев,
Текучей глазурью реки, — её грудью, кое-где исцарапанной
набегающим ветром,
Грядою холмов на речных берегах,
И чтобы тут же поблизости город с теснотою домов, со
множеством труб дымовых,
И чтоб были все сцены жизни, и все мастерские, и рабочие,
идущие с работы домой.

Вот, тело и душа — моя страна,
Мой Манхаттан, шпили домов, искристые и торопливые
воды, корабли,
Разнообразная широкая земля, Юг и Север в сиянии, берега
Огайо и сверкающая, как пламя, Миссури,
И бескрайные вечные прерии, покрытые травой и кукурузой.

Вот самое отличное солнце, такое спокойное, гордое,
Вот лилово-красное утро с еле ощутимыми бризами,
Безграничное сияние, мягкое, нежно-рождённое,
Чудо, разлитое повсюду, смывающее всех, завершительный
полдень,
Сладостный близкий вечер, желанная ночь и звёзды,
Что сияют над моими городами, обнимая человека и страну.

Пой же, пой, серо-бурая птица,
Пой из укромных болот, лей свою песню с кустов,
Безграничную песню из тьмы, оттуда, где кедры и ельник.
Пой, мой любимейший брат, щебечи свою свирельную песню,
Человеческую громкую песню, звучащую безмерной тоской.

О текучий, и свободный, и нежный!
О дикий, освобождающий душу мою, — о чудотворный певец!
Я слушаю тебя одного, но звезда ещё держит меня (и всё
же она скоро уйдёт),
Но сирень с властительным запахом держит меня.

Пока я сидел среди ночи и смотрел пред собою,
Смотрел в светлый вечереющий день, с его весенними нивами,
с фермерами, готовящими свой урожай,
В широком безотчётном пейзаже страны моей, с лесами, с
озёрами,
В этой воздушной неземной красоте (после буйных ветров и
шквалов),
Под аркою неба предвечерней поры, которая так скоро
проходит, с голосами детей и женщин,
Я видел многодвижные приливы-отливы морей, я видел
корабли под парусами,
И близилось богатое лето, и все поля были в хлопотливой
работе.
И бесчисленны были людские дома, и в каждом доме была
своя жизнь,
И вскипала кипучесть улиц, и замкнуты были в себе
города, — и вот в это самое время
Явилось облако, явился длинный и чёрный шлейф,
И я узнал смерть, её мысль и священное знание смерти.