1920, 1921
От зари и до ночи
Вяжет Врангель онучи,
Собирается в поход
Защищать царев доход.
Чтоб, как ранее, жирели
Купцов шеи без труда,
А купчих без ожерелий
Не видали б никогда.
Чтоб жилося им, как прежде,
Так, что ни в одном глазу,
А Господь, высок в надежде,
Осушал бы им слезу.
Небоскребы, что грибы,
Вырастали на Пречистенке,
И рабочие гробы
Хоронил священник чистенький.
Чтоб от жен и до наложницы
Всех купцов носил рысак,
Сам Господь, напялив ножницы,
Прибыль стриг бумаг.
Есть волшебная овца,
Каждый год дает руно.
Без участия Творца
Быть купцом не суждено.
Речь доносится баронья:
«Я спаситель тех, кто барин!»
Только каркает воронья
Стая: «Будешь ты зажарен!»
Тратьте рати, рать за ратью,
Как морской песок.
Сбросят в море вашу братью,
Совет-стяг везде высок!
1920
Мы дети страны советованной
Это было в общежитии,
Где звенело бэ Биби,
Бэ Бакунина в Баку,
Где Баилова утес.
От Берлина до Бомбея,
За Бизант и за Багдад
Мирза Бабом в Энвер-бея
Бил торжественный набат,
Бэ лучами не слабея.
Это черный глаз Армении,
Скрывши белой мглою глаз бока,
Ка керенок современнее,
Это в черных взорах азбука.
Говор мора: не верь морю.
Воин моря, стань войн мор!
Трубка мира – пушки порох.
Я выкуриваю войны.
Эй, смелее в разговорах,
Будьте снова беспокойны!
1920
«Тайной вечери глаз знает много Нева…»
Тайной вечери глаз знает много Нева.
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера в черном булыжнике.
В ней воспета любовь отпылавших страниц,
Чтоб воспеть вечера
И рабочих и бледного книжника.
Льется красным струя,
Лишь зажжется трояк
На вечерних мостах
И звенит поцелуй на усталых устах.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней дворца Строганова.
Из засохших морей берега у реки.
И к могилам царей идут спать старики,
И порой «не балуй» раздается в кустах.
16 февраля 1921
Тайной вечери глаз знает много Нева
У ресниц голубого прибоя.
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера в черном булыжнике.
В ней воспета любовь отпылавших страниц.
Это пеплом любви так черны вечера
И рабочих и бледного книжника.
А решетка садов стоит стражей судьбы.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней, у дворцовых камней
Дворца Строганова.
16 февраля 1921
Тайной вечери глаз знает много Нева,
Здесь спасителей кровь причастилась вчера
С телом севера, камнем булыжника.
В ней воспета любовь отпылавших страниц.
Это пеплом любви так черны вечера
И рабочих и бледного книжника.
Льется красным струя
Лишь зажжется трояк
На усталых мостах.
Трубы ветра грубы,
А решетка садов стоит стражей судьбы.
Тайной вечери глаз знает много Нева
У чугунных коней, у широких камней
Дворца Строганова.
16 февраля 1921,1922
Оксфорд
Лорды, вы любите, кончив Оксфорд,
Охоты на косматых царей лесов.
Приходите, как Каменный гость,
До и после усов.
И, когда лев устало кровью харкает,
Вы смотрите, как умирает лев.
А вы участвовали в Гайд-парке
В охоте на королев?
Оксфорд!
1921
Дети пекли улыбки больших глаз
Жаровнями темных ресниц
И обжигали случайного прохожего.
Паук-калека с руками-нитками у мечети.
Темнеет сумрак, быстро падая.
И запечатанным вином
Проходят жены. Шелк шуршит.
1921
Семьею повитух над плачущим младенцем
Стояли кузнецы, краснея полотенцем,
Вкруг тела полуголого.
Клещи носили пищу –
Расплавленное олово –
В гнездо ночных движений, в железное жилище,
Где пели бубенцы и плакали птенцы,
Из душной серы вынырнув удушливого чада,
Купая в красном пламени заплаканное чадо
И сквозь чертеж неясной морды
Блеснув кровавыми очами черта.
И те клещи свирепые
Труда заре пою.
Жестокие клещи,
Багровые, как очи,
Ночной закал свободы и обжиг
Так обнародовали:
«Мы, Труд Первый и прочее и прочее…»
1921
Как по берегу Ирана,
По его зеленым струям,
По его глубоким сваям,
Сладкой около воды
Вышло двое чудаков
На охоту судаков.
Они целят рыбе в лоб,
Стой, голубушка, стоп!
Они ходят, приговаривают.
Верю, память не соврет,
Уху жарят и пожаривают.
«Эх, не жизнь, а жестянка!»
Ходит в небе самолет,
Братвой облаку удалого.
Что же скатерть-самобранка,
Самолетова жена?
Иль случайно запоздала,
Иль в острог погружена?
Верю сказке наперед:
Прежде сказка – станет былью.
Но когда дойдет черед,
Мое мясо станет пылью.
И когда знамена оптом
Пронесет толпа, ликуя,
Я проснуся, в землю втоптан,
Пыльным черепом тоскуя.
Или все мои права
Брошу будущему в печку?
Эй, черней, лугов трава!
Каменей навеки, речка!
Читать дальше