Михаил Лопатто: Сердце ночи

23

Я сплел своей рукой
Часов корзину —
Иву поющую у реки
И трепетный камыш и плакучий вяз.
Семь стволов было на моей флейте длинной,
Певшей за часом час
В избытке радости или тоски
То лист засохший то зеленый,
То важный год то нежностью плененный.
Вы слушать приходили
Песни сладкие или глухие,
Медлительные иль живые
Из каждого ствола.

Моя корзина полна, возьмите
Тяжелую кисть, набухшую кровью пьяно,
Возьмите мягкую грушу или каштаны
В колючках, что спечет горячая зола,
Возьмите плоды светлых садов
И плоды терпких кустов,
Вкусите кожицу и мякоть,
Царапину иль рану,
Сладкий вкус и горький запах,
Утеху или боль…
Потом идите пить к фонтану.

Уже спешит заря и ночь уж тает,
Медля в сумерках, но все не рассвело.
Дерево замирает.
В воздушной сладости никнет ветра крыло.
Потом засмеется еще незримая Весна.
И прозвенят ее шаги по дороге,
Где гибко и легко к Лету идет она, —
И к дивной Осени, пленительной вдвойне
В томленье, в зрелости, в дремоте,
Придем мы в тишине —
К праматери Весны и дочери Лета.

Живые мы
Услышим ветер зимы,
Вдоль жизни по дорогам
Между стволов и веток, час за часом;
Коснемся мы руки сладкой,
Украдкой,
И душа с душой, с телом тело,
Любить, быть может, будем и страдать.
В моих корзинах будет снова,
Уже иных,
Мед новый пчел других,
Плоды не те, другая мысль и слово.

24

Я притворился, что Боги мне говорят.
Один весь в струях трав и воды,
Иной отяжелелый от хлебов и кистей лозы,
Иной крылат,
Прекрасен и зол В движеньях легкой наготы,
Еще ко мне сошел
Срывающий с песней цикуты яд
И мысли,
Принесший тирс золотой,
Змею сплетясь со змеей, —
Еще другой…

Я сказал: вот флейты и корзины.
Вкусите от плодов долины,
Услышьте пчел жужжанье
И скромное шуршанье
Сплетаемой лозы и тростника.
Еще сказал я: слушай,
Слушай,
За эхом кто-то есть другой,
На средоточье жизни мировой
Несущий двойной лук и факел двойной,
И кто —
Божественное мы.

Незримый лик!
В медалях вырезал тебя я
На нежном серебре как на бледной заре,
На золоте пылающем как солнце,
На меди потемнелой словно ночь,
На всех металлах тебя являя,
Звенящих ясно, как радость,
Звенящих тяжело как слава,
Как любовь, как смерть,
Но лучшие создал я из глины дивной,
Сухой и хрупкой.
Вы их пересчитали и с улыбкой
Сказали: ловок он.
И проходили вы с улыбкой.
Заметил хоть один из вас едва ли,
Что у меня от нежности руки дрожали,
Что весь земной великий сон
Жил во мне для жизни в них,
Что я на сплавах вырезал благих
Моих Богов,
И что они были живым лицом
Того, что в розах чувствовали мы,
В воде, в дыхании зимы,
В лесах, в сиянии морском, —
Всего, всего,
В чем — наше вещество,
И что они — божественное мы.

http:/vekperevoda.com/1887/lopatto.htm
Переводы выполнены в 1920 г.

Из архива М. Лопатто, хранитель — президент Союза Славистов Италии Стефано Гардзонио.

На книги, на цветы, на занавески
Упал вечерний золотистый свет.
Вы щурили глаза в неярком блеске,
Такой изнеженный, такой поэт.

На севере вы были вестью с юга,
Где волны, пальмы, вздохи опахал.
Я с радостью нашла в вас только друга
И спутника, который так устал.

Вы — светлый и простой и одинокий
Здесь у окна и смотрите все вдаль.
Но мстит душе за прошлые пороки
Неутолимая печаль.

Она во мне. Напрасно Вы мечтали
Поднять меня из скорбной глубины.
Вы светлый, Вам сияющие дали,
А мне мои глухие сны.

Какие-то не снизывались петли
В прозрачную и ласковую сеть.
Я поняла: мечтам не зазвенеть,
И вот спросила Вас: не умереть ли?

И внятно Вы ответили мне: да.
Неправда ли, ведь там не будет пыток?
Ведь смерть не сожигающий напиток,
А мутная и теплая вода?