Борис Щербаков - Семь тетрадей. Избранное (сборник)

История течет необратимо,
Ей, вобщем-то, до жизни дела нет.
Так, скажет ненароком – проходи, мол,
А хочешь, так оставь на память след.

А лучший след – какое-нибудь чудо,
Навроде маяков и пирамид.
Из камня ли немые эти груды,
Недвижные и мертвые на вид?

Вглядитесь в эти выбитые склоны,
Они тысячелетьям счет вели.
Не красочное имя фараона
Венчает эти метины земли.

По этим склонам, граням, – как хотите, —
Людская жизнь текла, как кровь течет.
И пирамида, – вы ее спросите, —
Наверно, помнит всех наперечет.

Всех, кто одной могучей вереницей
Тянул ярмо. А вы бы так смогли б?
Величье в том, чтоб вместе с ними слиться,
Осилив твердь и тяжесть этих глыб!..

Она, конечно, всех прекрасно помнит,
Кто единялся с молотом своим
И высекал гранит в каменоломне,
Тщеславием нисколько не томим.

И тех, кто строил долгие дороги,
И кто однажды, вдруг нарушив строй,
У вечности споткнулся на пороге
И был раздавлен каменной горой.

История, она не дорожила
Таким сырьем, как жизнь ее рабов.
Она брала их мускулы и жилы,
Чтоб гимн сложить величию богов.

Для пирамид, размеренно и вяло,
Считает время годы, будто дни.
Так все же из какого матерьяла
Воздвигнуты, сработаны они?

В солнечной прозрачной акварели,
Там, где синь чиста и глубока,
Слышу звуки мартовской свирели,
Теплые, как талые снега.

В солнечной прозрачной акварели
Я поверил каждому штриху,
Как соблазну сладостному верят
И как верят тайному греху…

В этой вере – вся шальная сила,
Молодость – как брызгами волна!
А весна вовеки б не простила,
Если не поверить ей сполна.

Да, сполна признать ее всевластье,
Встретив звоном ратного щита.
Так встречают день большого счастья,
День, когда сбывается мечта.

Главное, надежды б не сгорели
Чувства не помялись бы, пока
В солнечной прозрачной акварели
Неба синь чиста и глубока.

Из солнца вылупился солнца смешной птенец.
Ну, наконец!
И молодым своим задором
Заставил петь все в мире хором.

Из неба вылупилось солнце.
Счастливый глаз.
В который раз
Оно властительно и смело
Взялось решительно за дело:
«А дай-ка, – думает оно, —
Я этот мир ополосну.
Таким чумазым все равно
Он не рискнет идти в весну».
И вот открыт весенний душ,
И мир, немного погодя,
Ложится в ванну теплых луж,
Резвясь, как малое дитя.
И вот он чистый, как трамвай,
Влетает, грохотом горя,
В такой земной весенний рай,
Где радость плещет через край,
Где все случается не зря,
Как в сказке,
В которой нет несчастных,
В сказке,
Где нет людей напрасных.
В сказке,
В которой все добрее,
В сказке,
Где люди не стареют,
В сказке,
Которой имя мы придумали —
Любовь…
Из неба вылупился солнца смешной птенец,
Зиме конец.
И я иду как на парад,
Ему черезвычайно рад.

А солнце целый день без лени
Прохожих ловит на блесну
Своих улыбок, настроений,
На откровенную весну.
А люди в принципе просты,
Им дай немного теплоты —
Они без чьей-либо указки
Клюют и ловятся как в сказке.
Весна… весна!

Земля полна лишь мудростью гигантов,
Таких, как я, отмеченных судьбой.
Плеядами немеркнущих талантов,
Несущих крест незримый над собой.

Мой стих глубок и так проникновенен,
В нем только суть земного бытия,
Не будь я выше, буду откровенен,
Заплакал бы над строчками и я.

Вопрос не только в силе интеллекта:
Мне равных нет, замолкни, Цицерон,
В искусстве слова – я достойный лектор,
Великолепен я со всех сторон.

И если ослепительная внешность
Иным не служит признаком ума,
То я скажу, и это не поспешность,
Я как царица Савская сама!

Мне покорилась кисть, как виртуозу,
Непревзойден я в области пера,
Мои поклонницы бросали б слезно розы
К ногам, когда б я пел в Гран-Опера.

В мой смертный час Вселенная сомкнется
В глубоком трауре, и будет мир скорбить.
Ну как, пока такое сердце бьется,
Ну как меня, друзья, не полюбить?