Сколько версиям простора,
но экскурсии отряд
вышел к Домскому Собору —
где царит епископат.
Как темно и мрачно в храме,
а могильники святых,
словно склепы в склепах… Драме
нашей жизни бьёт под дых
мысль о том, что человеку
ползать суждено в грязи
червяком, и век от века
нам иного не грозит.
Сильно давит атмосфера —
где бал правит аскетизм.
В этом есть, конечно, Вера.
В Вере – свой максимализм.
А потом мы вышли к речке.
Сваи Ратуши в воде,
но сырых следов протечки
в помещеньях нет нигде.
Вихрь закружит жизни светской:
дождик, солнце, смех и спор…
Так Венеции Немецкой
открывается простор.
Я копчёным пивом сказкой
оторвусь и оттянусь,
а немецкою колбаской
закушу хмельную грусть.
Дух костёлов и соборов
с горних стелется высот,
проникая в наши поры —
где царит круговорот
жизни шумной и цветущей,
превращающейся в прах…
Дух влечёт нас в мир грядущий,
перебарывая страх.
«Круговорот воды в природе…»
Круговорот воды в природе,
хоть и чреват разливом рек
при мерзопакостной погоде,
даёт нам мощь из века в век.
Энергия воды целебна:
в её источниках святых
в потоке струй слышны молебны
душ чистых, искренних, простых,
Творцу поющих гимн-осанну,
и гейзер рвётся в небеса,
грозой откуда неустанно
вниз низвергается роса.
Бурлят, клокочут, мчатся воды…
Вливает силу Сам Господь
и в лоно матушки Природы,
и в человеческую плоть.
«Каскад прудов, заброшенных, ничейных —…»
Каскад прудов, заброшенных, ничейных —
куда я прихожу порой вечерней —
покрытых тиной и зелёной ряской,
и водорослей целые семейства
как бы в предчувствии ночного лицедейства
взирают на меня с опаской.
Вода и зелень – символ совершенства.
На свете нет приятнее блаженства
смотреть, как пробуждаются виденья…
Ложится темень на ночные воды,
деревьев тени водят хороводы,
в природе начинается броженье.
Каскад прудов – ПРА-образ древних капищ.
От веток ивы, как от чьих-то лапищ,
я отшатнулся. Пискнула зверюшка…
А на прудах мелькали леших тени,
кузнечик стрекотал, русалок пенье,
вдобавок квакали, как пьяные, лягушки.
И уханье какой-то странной птицы,
желающей воды с гнильцой напиться…
И чваканье, и хруст костей, и шёпот…
А светлячки весь берег запалили,
потом попрятались в бутонах стройных лилий…
…и табунов был слышен гулкий топот.
Но только утренней звезды пробьётся лучик,
ночных мистерий мир тотчас отключат.
В каскаде – пруд один, очищенный от тины.
В нём отразится свод небес лазурный,
он нам дороже прелестей гламурных.
Сменяют шабаш мирные картины.
Зажглись на солнце купола церквушки местной,
лазурь и золото бал правят повсеместно.
Легка дорога к храму и светла.
Святой источник Преподобной Анны
в меня вольёт бальзам небесной манны,
и продолжается игра добра и зла.
Гроздья гнева свисают,
ядовитые спелые гроздья.
Молоко прокисает,
но незыблем семейный уют.
Ты меня не бросаешь,
только крепче сжимаешь поводья.
Я тебя не бросаю,
хоть свистит надо мною твой кнут.
Птица-тройка домчится
по тернистым путям мирозданья
до последней страницы —
где готовится Праведный Суд,
и сполохи зарницы
в небе высветят суть Предсказанья,
и горящие птицы
с Саваофа десницы вспорхнут.
Всё, что сделал я в жизни,
посвящаю единственной в мире
и родимой отчизне,
от опричнины спасшей меня.
Не забудьте на тризне
в мою честь в затрапезном трактире
вспомнить недругов-слизней.
Я простил! Их ни в чём не виня.
Я тебе присягаю
средь икон, подойдя к аналою.
Моя вера нагая —
за отчизну. Храни её Спас.
Весть – с амвона благая:
наши души не станут золою.
И, как солнце, сверкая,
светит и-коно-стас c верой в нас.
Реальное непостижимо,
но сон, фантазии, игра,
порой, нам представляют зримо —
во что мы верили вчера;
а то, во что сегодня верим,
вдруг нам предстанет в неглиже,
и тайные раздвинув двери,
вплотную подойдёт к душе.
Архетипическое рядом:
неясных смыслов слышим речь —
из шифров, символов тирады —
мы их должны понять, сберечь.
Мы их должны очеловечить,
наполнив вечное собой,
идя на зов неясной речи
той первобытною тропой,
которой пращуры ходили.
Инстинкты надо подкормить…
Проносятся автомобили…
…взыграла кровь, прибавив прыть.
С сигарой сидя в грандотеле,
роскошно прожигая жизнь,
мы вдруг услышим птичьи трели,
увидим солнце, неба синь.
И мы поймём: вся наша драма
в том, что роднее нет земли —
где нас вынашивала мама,
где нас любили, берегли.
За отчий край свой, за отчизну,
как в омут с берега нырнув,
солдат готов расстаться с жизнью,
мгновенно, глазом не моргнув.
Мы все – солдаты, неконфликтны,
реликты чтим своих торжеств…
И это главные инстинкты
всех человеческих существ.
Читать дальше