М. Ножкин - Будь Человеком

— Вот и хорошо. Садитесь, поехали.

Синицын сел за руль «Волги». Катя с генералом устроились сзади, и машина покатила, не торопясь, по пыльной просёлочной дороге к недалёкой деревне.

В деревне Дубровка, на высоком берегу реки Протвы, во дворе большого старинного бревенчатого дома, который достался Синицыну по наследству от деда с бабкой, под раскидистой яблоней, у длинного стола с лавками по обеим сторонам хлопотала тётя Шура. День клонился к вечеру. Обед подходил к концу. Старинный ведёрный самовар с медалями настойчиво шипел догорающими углями, приглашая гостей к чаепитию с домашними пирогами, вареньем и мёдом.

А гости продолжали неторопливую беседу.

В разговор вступила тётя Шура:

— Вот я и говорю, с тех пор как распался Советский Союз…

— Не распался, а развалили, тётя Шура, — перебил её Синицын, — сколько раз я тебе объяснял…

— Ну да, развалили, — согласилась тётя Шура. — Так вот, начались там всякие волнения, безобразия, мы и уехали…

— Не уехали, а убежали, — уточнил Синицын.

— Ну да, убежали… успели, — опять вздохнула тётя Шура. — Сын к жене на Украину, а меня Паша с Ларисой, царство ей Божье, приютили. Что ж поделаешь, время такое было. Да я не в обиде… Пусть живут в своей Алма-Ате…

— В нашей Алма-Ате! — взорвался Синицын. — Казаки её строили, Алма-Ату эту… И называлась она раньше, город Верный!

— Да, да, Верный… Конечно… Забыла…

— Нельзя такие вещи забывать, а то и себя забудем…

— Наши деды много чего понастроили, — продолжил тему Дмитрий Николаевич. — Скажем, старинный город Тарту в Эстонии построил Ярослав Мудрый ещё в XI веке! И назывался он город Юрьев. А теперь говорят, мы — оккупанты…

— А Суворов и Тирасполь строил, и Севастополь… — поддержала генерала Катя.

— А Грозный казаки основали, — добавил генерал.

— Ну всё, всё, хватит, — остановил их Синицын, — опять в политику полезли. Давайте о чем-нибудь хорошем — о погоде, о природе, о любви, что ли…

Катя вскочила из-за стола:

— Боже мой, что я слышу?! Какое сегодня число? Надо отметить как красный день календаря! Пал Иваныч впервые предложил поговорить о любви… Ура!

— Да будет тебе, — смутился Синицын, — ты меня со своей любовью уже достала…

— А что делать, товарищ генерал, — засмеялась Катя. — С детства люблю этого невоспитанного, неотёсанного человека. И Ларису его любила…

— Ты у меня договоришься! — погрозил ей кулаком Синицын. — Вот возьму тебя за шиворот да потащу в ЗАГС, да в церковь, да женюсь на тебе! Вот тогда ты у меня в доме попляшешь!..

— Ой, да уж скорее бы! Столько лет жду… Столько лет женихов палкой отгоняю…

— Верно, давно пора, — поддержала тётя Шура. — А то опоздаешь…

— Успею, — усмехнулся Синицын, — вот недавно по ящику этому мерзкому показали одного аборигена из Африки. Сто девять лет. В пятый раз решил жениться. И даже конкурс невест объявил!.. И условия поставил: чтоб не старше сорока пяти лет и непременно блондинка…

Катя улыбнулась:

— Так я как раз и подхожу! К тому же непьющая, некурящая, негулящая, работящая… в общем, подходящая…

— Ты-то подходишь, а мне до ста девяти лет ещё пахать и пахать…

— И всё-таки не откладывай надолго, — тётя Шура ласково погладила Синицына по голове.

— Тебя ещё не хватало! Ишь, спелись… Группа поддержки… — И к генералу: — Я сейчас приду.

Артамонов посмотрел ему вслед:

— Какой хороший человек…

— Замечательный! — подхватила Катя.

— Настоящий он, светлый, — подытожила тётя Шура. — Только вот одиноко ему без Ларисы. Зарок себе дал: пять лет ни на кого не глядеть.

Генерал посчитал на пальцах:

— Так уж седьмой год пошёл… Так ведь, Катерина?

— Так, так… Да я его не тороплю. И вообще на эту тему больше в шутку его завожу. Чтобы он, как говорится, форму свою мужскую не терял, верил в себя…

Генерал хитро прищурился:

— Значит, замуж не торопишься?

— Не тороплюсь, — вздохнула Катя. — Один раз попробовала по молодости, до сих пор вздрагиваю… Опомниться не могу.

— Случилось что?

— Случилось… Мужик оказался никудышный… Как запил на свадьбу, так до развода и не протрезвел. Год промучилась, больше не смогла. Не вытерпела…

Быстро вошёл улыбающийся Синицын с гитарой в руках и торжественно объявил:

— Музыкальный антракт! По просьбе трудящихся исполняется совершенно новая песня. Ты меня, начальник, спрашивал, что я новенького написал, ну так слушай…

Он чуть тронул струны, и лёгкий голос его полетел над притихшей Протвой, чутким эхом отзываясь в прибрежных кустах…