М. Ножкин - Будь Человеком

В кабинет генерала Артамонова входит знакомый нам подполковник с папкой в руках.

— Разрешите, товарищ генерал?

— Что там ещё? — оторвался от стола Дмитрий Николаевич.

— Теракт на Урале. Имеются жертвы.

— Ах, так их разэдак! — шлёпнул генерал ладонью по столу. — Ладно, зайди через полчаса. Мы заканчиваем. — И к сидящему напротив Синицыну: — Видишь, что творится? По всей стране эта зараза расползается.

— Корни надо рубить. Корни. Беспощадно! — Синицын встал.

— Садись… генерал достал из стола свёрток, развернул. — Это мы нашли в личных вещах бандита Радуева рядом со взрывчаткой. Тут золотишко всякое, камешки… А вот эта вещица, думаю, очень важна…

Он протянул Синицыну небольшую красивую брошь — зелёный изумруд в форме полумесяца, обрамлённый мелкими бриллиантами.

— Дорогая вещица, — положил её на ладонь Синицын.

— И со смыслом, — добавил Артамонов.

— Пожалуй, — согласился Синицын. — Это какой-то знак или пароль.

— Возьми с собой. Может пригодиться. И эту мишуру забери, — он протянул ему весь свёрток.

Синицын убрал туда же брошь, завернул свёрток и запихнул в нагрудный карман.

— Не потерять бы.

Генерал поднялся:

— Ну, Бекас, вперёд, как в лучшие годы.

— А ты тут поспокойнее. Береги нервы. Нам ещё, знаешь, сколько работы!

Большой современный сухогруз, старательно рассекая волны, упрямо торопился навстречу поднимавшемуся над горизонтом солнцу.

Рейс был обычный, груз обычный, и дежурные матросы занимались обычными текущими делами. Только боцман, настоящий богатырь, бодрым шагом обходил свои владения, одним видом призывая подчинённых к трудолюбию и порядку. Вот он поднялся на бак, и два матроса, лениво драивших палубу под неторопливую беседу, сразу смолкли, задвигали швабрами вдвое быстрее.

— Всё копаетесь? — проворчал боцман.

— Да уже заканчиваем, — протянул молодой матрос Лёша и длинно сплюнул за борт.

— Итак вовсю стараемся, — поднял голову матрос постарше, в котором не сразу можно было узнать Павла Синицына. То ли усы его изменили, то ли необычная обстановка…

— Ты уж вчера вечером так настарался, за версту от тебя сивухой несло.

— Да не пил я, — возразил Синицын. — Показалось вам!

— Старпому показалось, мне показалось. Да я этот запах за версту чую! Сам когда-то принимал.

— Давно бросили? — полюбопытствовал Синицын.

— После женитьбы… Сразу… Условие такое было. — Боцман улыбнулся, достал сигареты, присел на канатную бухту.

— И с тех пор ни капли? — искренне удивился Синицын.

— Ну почему же, иногда потребляю. Но знаю, где, с кем…

— …и почём, — подхватил Синицын.

— Вот именно, — кивнул боцман. — Но ты меня, Иваныч, честно говоря, огорчил. Без году неделя на корабле, а уж второй раз наряд вне очереди. Понравилось гальюны чистить? Ты что ж, и на своей подводной лодке так же зашибал?

— Ты мою военную службу не трожь, — нахмурился Синицын.

— Ну, извини!

— Да чего там, — помягчел Синицын. — Было, конечно… Ты вон после женитьбы перестроился, а я не успел. Из-за неё, проклятой, и со службой расстался. И, что обидно, до пенсии двух лет недотянул!..

— Это правда обидно, — согласился боцман. — Зато у нас такой классный механик появился. Дизеля как часы тикают! Тебя ребята профессором нарекли, слышал?

— Э-э, — махнул рукой Синицын.

— Не горюй, Иваныч! — Лёшка рискнул наконец оторваться от швабры. — Завтра в порту ошвартуемся и пойдём в город душу отводить…

— Ты сначала душу заведи, — хмыкнул боцман.

— А что за город-то? — спросил Синицын.

— Да ничего, весёлый. Я туда уже седьмой раз иду.

— А ума не набрался, — погрозил ему боцман. — В прошлый раз таможенники опять какое-то барахло отобрали.

— Да они вечно придираются, — вскинулся Лёшка.

— А к тебе не придираться — все трюмы контрабандой забьёшь!

С моря раздался басовитый пароходный гудок. Боцман поднялся.

— Кто-то из наших возвращается. Кажись, танкер. Эти как муравьи — туда-сюда, без остановки. Большие деньги волокут!.. — Посмотрел на часы. — Ну, мужики, шабаш! Обедать пора. — И пошёл привычной матросской походкой вразвалочку.