Борис Нестеренко - Суворов с нами. Слово

Не объясняет смерти сына,

Но беспросветностью своей,

Как сладкий яд душе моей.

Но вот душе моей не надо

Для облегчения скорбей

Успокоительного яда

Атеистических идей.

Я сердце верою наполню,

Про дом небесный тихо вспомню

И, помолившись до рассвета,

Отправлюсь в Храм – искать ответа.

Так что есть истина, философ?

Её ещё Пилат взыскал

И задавал вопрос вопросов,

Но вот ответ не понимал.

Не понимал, какие тайны

Ему сын плотника открыл,

И всё выспрашивал детально

Того, Кто истиною был.

А Он, избитый до ареста,

Впитал в себя всю боль земли,

Его глаза сияли вестью,

Слова спасение несли.

«Гони толпу, не верь злословью

И не бери на душу грех.

Ты б отпустил меня на волю

И с миром, добрый человек!»

Пилат в пришедших очи вперил,

Вникая в смысл нехитрых слов,

Он был готов почти поверить

И отпустить почти готов.

«Так что есть истина, философ?

Пусть оправдаю тебя тут —

Тебя на первом перекрёстке

Камнями до смерти забьют!

Пусть всё свершится по закону,

Пусть торжествует вечный Рим!

Перед судом синедриона

Что ты с учением твоим!?»

Послав Учителя на муки

И усмирив толпу с трудом,

Пилат умыл спокойно руки,

Довольный праведным судом.

Так что есть истина в итоге?

О чём Евангельская весть?

Пилат судил до смерти многих,

Казнённых всех не перечесть.

И только раз пред грозны очи

Ему представили Того,

Кто светом был во мраке ночи,

И не признал Пилат Его!

И, воздевая к небу руки,

Пилат себе не смог простить —

Ведь мог спасти от крестной муки,

Мог оправдать и отпустить.

Его история известна —

На все века остался он

Игрушкой воли иудейской,

Христовой кровью обагрён…

Достала су’етность сует,

Проблемы быта одолели,

В конце тоннеля виден свет —

Но как добраться до тоннеля?

Бреду полночною порой

По каменистым буеракам

Под Елеонскою горой,

Пытаясь выбраться из мрака.

Не различая ничего,

Впиваюсь взглядом в мир окрестный —

А вдруг увижу я Того,

Кто здесь молился до ареста?

А если не достанет взгляд

Сокрытых тьмой пределов вышних,

То я сквозь пение цикад

Смогу Захарию услышать?

Молю знамения с небес,

На Божью милость уповая —

Мертвеет вера без чудес,

Теперь я твёрдо это знаю.

И я услышал тихий смех,

Весёлый, добрый и негромкий:

«Ау! Какой заставил грех

Тебя здесь мыкаться в потёмках?

И двух шагов-то не прошёл,

Уже о чуде возмолился,

Всего лишь тропки не нашёл —

А будто в жизни заблудился!

Довольно в жалкой суете

В пустых барахтаться вопросах,

Гляди под ноги в темноте,

Не зрят глаза – используй посох.

Надейся твёрдо на себя,

Твори, дерзай легко и смело,

Люби других, себя любя,

И делай, делай, делай. Делай!

Не царствуй, лёжа на боку,

Не предавайся праздной лени,

Доступно только дураку

Добро по щучьему веленью.

И сразу выправится путь,

И станут цели все открыты,

А будет нужно отдохнуть —

Присядь и сотвори молитву.

Вот так и нужно жизнь прожить —

В трудах, в любви и помолившись.

И будет свет тебе светить,

Когда усопнешь, натрудившись.

Ну, а теперь иди отсель —

Какой тебе ещё тоннель?»

Я постоял, тропу нашёл

И потихонечку ушёл…

А память болит, если жили напрасно,

Грешили и лгали по собственной воле,

И то, что сказали, темно и неясно,

А если и ясно, то стыдно до боли.

Напрасно восходят на небе знаменья,

Полощутся флаги, скрижали пылают —

Пусть кто-то докажет в своей теореме,

Что люди живут, времена выбирая.

Нас выбрало время, и долгие годы

Ему соответствовать жизнь нас учила,

И память болит не от смены погоды,

И нашим слезам есть иная причина.

Спрячь микроскоп, натурософ,

Убавь с ретортой аппетиты —

Пути к познанию основ

Глубокой тайною покрыты.

Метаморфозы элементов,

Круговращенье вещества —

Ты хочешь здесь экспериментом

Постичь природу естества?

Ты инструмент свой отложи

И притуши жаровню с углем —

Не можно взвесить миражи

И запредельное «отгуглить».

Не отольют тебе из бронзы

Ни бюст, ни памятник в саже’нь —

«Остепенившиеся» бонзы

Всегда тебя задвинут в тень.

Лепечет атом электроном,

Протоны стиснуты в ядре,

Они по квантовым законам,