Продажные власти,
Что это бывает,
Но изредка, к счастью!
Что режут не больно,
Стреляют не громко,
Что люди довольны —
Какие погромы?
При чём тут кавказцы?
Какие цыгане?
Они неопасны,
Виновны мы сами.
И проще заткнуться,
Чем правды добиться,
Когда в нас плюются
Нерусские лица…
А у китайцев всё путём —
Всё по фен – шую и закону,
И строят свой китайский дом
Без чертежей из Вашингтона.
Нигде «добро» не испросив,
С улыбкою подобострастной
Они в Нью-Йорк и в Тель-Авив
Не поспешают за указкой.
Всё у китайцев по уму,
Живут по трезвому расчёту:
Не хочешь пулю и тюрьму —
Не хапай взятки, а работай!
Живут без сказочной трубы,
Без нефтегазосамобранки,
Но наплодили, как грибы,
Пуховики, кроссовки, танки.
И работящий этот люд
Достоин правильной оценки —
Они на печке не дают
Нам подремать, заливши зенки.
Нет, нам китайцы не враги,
Они – пример нам и наука,
И только злые дураки
Не уяснят уроки друга.
Духовной жаждою томим,
Уеду я в Иерусалим —
Покинув Родину свою,
Места святые воспою.
Пора валить в Иерусалим —
Москва уже не третий Рим,
Своею азиатской рожей
Она, скорее, с Меккой схожа.
С Бишкеком схожа, с Бухарой,
С любым аулом азиатским,
В который, как к себе домой,
Прёт голытьба республик «братских».
Бегут от жуткой нищеты
Своих республик суверенных,
Лелея тайные мечты
Разбогатеть в краю неверных.
Несут в Москву своё рваньё,
Коросту, вшей, стафилококки,
Национальное ворьё
Пасёт подпольные потоки.
«Гаст» по-немецки значит гость,
Но эти гости в горле костью.
Народ одолевает злость —
Мы никого не звали в гости!
Гостей приветствуем всегда,
Гостей мы дарим и величим,
Но заявляйтесь, господа,
В наш дом, когда мы вас покличем.
А вы с метлою и лопатой,
Да и с Аллахом заодно,
В наш дом протиснулись когда-то
Глухою ночью сквозь окно.
Ни днём, ни в дверь, ни по желанью
Хозяев этого двора
К нам самочинно влезли в зданье
В виду хозяйского добра.
И экстремистские идеи
Здесь совершенно не при чём,
Ну, не желаю я, чтоб лезли
Без спроса чужаки в мой дом!
«Да!» – на законном основанье,
«Да!» – по согласию сторон,
«Да!» – наказанью и изгнанью
Для всех, нарушивших закон.
И станут наши города
Для нас родными. И тогда,
Тоской по Родине томим,
Покину я Иерусалим…
Пусть девки бесятся срамные
И геи пляшут на шоссе,
ГРИНПИС штурмует буровые,
И нагибает нас ПАСЕ —
У нас терпения хватает,
Перемогём и эту мразь,
Пусть русский долго запрягает,
Но запряжёт – и скажет «слазь»!
Стряхнёт пожитки и манатки —
Не по пути нам, господа!
Нам до села, семьи и хаты,
А вам – до Страшного суда!
Над непослушной рифмой млея,
Сопя над песенным куплетом,
И в страшном сне я не посмею
Всерьёз назвать себя поэтом.
Мне, разве, было бы по силам
В калачный ряд с суконным рылом,
С язвящим, словно жало, словом
Явиться новым Ивановым.
Поэты прославляют вольность,
Они на дыбу за свободу,
Поэт в России – это совесть
Нечасто трезвого народа.
Поэты влюблены в деревья,
В луга, в туманы и восходы,
А я, приехав из деревни,
Стал щелкопёром беспородным.
Я жизнь растрачивал упорно
И, пропитавшись злою скукой,
Водяру дул, курил махорку
И поспешал за каждой юбкой.
И плакал пьяными слезами
Среди застойного застолья,
Когда давился я словами
Напополам с горячей кровью.
Не принимал я труд напрасный,
Я видел – это бесполезно:
Народ, в безволии погрязший,
Глаголом жечь, клеймить железом.
К чему вставать на путь опальный
И биться в каменную стену?
Сподручней анекдотец сальный
Шутейно срифмовать со сцены.
Зачем идти путём тернистым,
За правдой следуя до края?
Податься проще в пародисты,
Народ глаголом потешая.
И мы смеялись до ико’ты
И хохотали до упада,
Мы цирком сделали работу,
Борделем заменив порядок.
Так и живём, уставясь в «ящик»,
С кривых зеркал дерьмо снимая,
И дышим серою смердящей,
За юмор бесов принимая.
А я, наморщив лоб бугристый,
Не улыбнусь России новой.
За всё спасибо пародистам!
Хвала за это Иванову!
Читать дальше