Евгений Лукин - Избранное. Стихи, поэмы, переводы

Где волк водореза измерил вдали
Три стороны славной Сиканской земли,
Где рыскала рыжая рысь парусин
За пламенем диких свирепых пучин,
Туда никогда не рискнет забрести
Вояка, боящийся стычек в пути.
Но весело мне, чародейка серег:
Я – вестник Руси на распутьях дорог.

Пусть будет их впятеро больше, чем нас:
Тронхеймских воителей в сумрачный час
Мы били, рубили, пока не сошла
С дневного светила затинная мгла
И наземь владыка не пал от мечей,
Как срубленный ясень железных дождей.
И горестно мне среди синих морей:
Нет вести от милой невесты моей.

А делаю я мастерски восемь дел:
Искусно владею огнем треска стрел,
По звездам я парусник в море вожу,
Скачу на коне и лыжнею скольжу,
Но главное, чем я могу покорить,
На славу волшебную брагу сварить.
И весело мне, чародейка серег:
Я – вестник Руси на распутьях дорог.

Наверно, слыхала и ты про меня,
Прядильщица нитей морского огня,
Как я отворял златовратный Царьград,
Заклятый свистящими птицами лат,
Где шел я за веном для ивы звезды,
От струй острой стали остались следы.
И горестно мне среди синих морей:
Нет вести от милой невесты моей.

Я – славный потомок норманнских мужей,
Знаток ремесла засапожных ножей!
Береза слезы, мне пока недосуг:
В арабские страны стремится мой струг,
И снова зарыскает рысь парусин
За пламенем диких свирепых пучин.
Но весело мне, чародейка серег:
Я – вестник Руси на распутьях дорог.

Не время ли, братия, речью старинной
Начать эту повесть за русской братиной
Про Игоря, в путь протрубившего сбор,
И, павших оплакав на тризне прощальной,
Поведать всю правду о рати печальной,
Бояновым замыслам наперекор?

Ведь вещий Боян, приступая к напеву,
То мыслью своей растекался по древу,
То волком кружил по яругам степей.
И, помня начало усобиц и схваток,
Боян выпускал соколиный десяток
На белую стаю гусей-лебедей.

И с трепетом к облаку лебедь взмывала,
Заздравную песнь Ярославу слагала,
Мстислава она величала потом
За то, что зарезал Редедю, не дрогнув
Один перед полчищем диких касогов,
Ударив наотмашь каленым ножом.

Однако, напев зачиная старинный,
Боян не десяток пускал соколиный
На белую стаю гусей-лебедей,
Но вскладывал, ведая чары иные,
Волшебные пальцы на струны живые —
И те рокотали во славу князей.

Начнем эту повесть хвалой Мономаху,
Кто дерзкую мысль заострил об отвагу,
Кто клятвою смелое сердце скрепил
И двинул полки в половецкие дали,
Державным мечом высекая скрижали,
Которые Игорь прочел и забыл.

Князь Игорь взглянул на дневное светило —
Сияющей тьмой оно войско покрыло
И встало, как месяц двурогий, над ним.
Дружинникам вымолвил князь омраченным:
«Уж лучше быть мертвым, чем быть полоненным.
По коням! – да синего Дону позрим».

Нечасто бывает такое несчастье:
Затмит и светило, и ум в одночасье.
Торопится Игорь: «Хочу преломить
Копье на границе степей половецких,
Сложить свою голову по-молодецки,
А нет – так шеломом из Дона испить».

Боян, внук Велеса! В минувшие годы
Ты громко воспел бы такие походы,
По дереву мысли скача соловьем
И быстрым умом в поднебесьи летая,
И новую славу со старой сплетая,
И рыща Трояна тропой на подъем.

Ты молвил бы: песни достоин князь Игорь:
«То соколов полем уносит не вихорь,
То галки к великому Дону летят!..»
Уж комони ржут за рекою Сулою,
Уж трубы трубят в Новеграде с зарею,
Червленые стяги в Путивле стоят.

Пусть в Киеве слава звенит до заката —
Князь Игорь в степи дожидается брата.
Сказал ему Всеволод перед полком:
«Мы, брат, одного Святославова рода!
Седлай же коней для лихого похода —
Мои возле Курска стоят под седлом.

Ручаюсь: куряне – бывалые кметы,
Под бранной трубой рождены для победы
И вскормлены с острого жала копья.
Им ведомы всюду пути и яруги,
Отворены тулы, натянуты луки,
Заточены сабельные острия.

Как серые волки, по пустошам скачут,
Для храброго князя величия алчут,
А чести и почести алчут себе!..»
В злаченое стремя князь Игорь вступает,
О Божием знаменьи знать не желает,
А значит – злосчастию быть и жальбе.