Н. Денисов - Стезя

Соседка пьет. Опять уныло пьет.
Давно померк усталый свет в окошке.
Ее белье замоченное ждет,
Изголодавшись, терпят долю кошки.

Поутру встанет, халкнет ковш воды,
И, воцаряясь в хаосе нетленном,
Поймает кайф – ни горя, ни беды! –
В своем глухом жилище суверенном.

Вот Ельцин пьет, не зная доз и норм,
И уж каких пародий не пиши я,
Не бросит пить за здравие реформ,
А это ведь две разницы большие!

Спортивный муж, хоть ветхий, но зато
Его блюдет супружница Наина.
А у соседки – драное пальто
И вместо мужа облак нафталина.

Сберет пустую тару и вина
Опять несет, – попробуй пожалей-ка! –
«Кто я тебе – любовница, жена
Иль, боже мой, какая-то шумейка?!»

Строчу стихи, дорвался до стола,
Минорным слогом факты излагая...
Вот и своя, родимая, пришла, –
На этот раз поддатая и злая.

И пляж был не худший, и дачки, Амурные были дела.
Ну, словом, как в «Даме собачкой»
Прекрасной и дама была.
Конечно, не столь эпохальный
Сюжет я у классика крал,
По нынешним меркам – банальный,
В ту пору он за душу брал.
Когда мы вдвоем загорали
Иль в горы ходили пешком,
Собачку гулять оставляли
С одним гражданином с брюшком.
Кивнет он и больше – ни слова,
Замкнется – ни то и ни се.
Она ж оказалась готова,
Как пишут в романах, на все!
Восторженным взором глядела.
И я в нее взоры вперял.
Ее ненасытное тело
К утру только Эрос смирял.
Восторги и вздохи – в начале,
Доверье – в зените любви.
Но отпуск не вечен. Умчали
Мы в скучные веси свои.
Писала, как хлюпая лужей,
Сошла она в городе Н.
С натугой взглянула на мужа
И в нем не нашла перемен.
Распутица липла к подошвам,
Собачка мусолила кость...
Все это в немыслимом прошлом
Осталось. И с веком спеклось.
И море, и озеро Рица,
И пальмы, и чувственный зной.
Теперь там – насквозь! – заграница,
Распаханы пляжи войной.
Дики невоенному глазу
Системы военные «град».
А там, где трудились абхазы,
Работает зло автомат.
Где мы целовались когда-то,
Где парус белел – вдалеке,
То гильза, то каска солдата
Буреют в кровавом песке.
Сгорели беседка и дачка,
И взор под вуалью густой
Расплывчат. И сдохла собачка
С тоски – еще осенью той...

Что за времечко! С пригорка
Простираю долгий взгляд:
По Москве идет разборка,
Снова головы летят.
Над оратором – оратор!
Но от пагубы речей
Лечит «демократизатор»
Нестабильных москвичей.
Словно ворон, –
Крест и ряса! –
Чистит клюв Якунин Г.
Человеческого мяса
Нынче вдоволь в СНГ.
Полупьяные, косые,
Спецопричники в поту –
Добивают Мать-Россию
С кляпом «сникерса» во рту.

Ни косожец, ни Редедя,
А лакейская душа,
По Тверской на танке едет
Генерал Грачев-паша.
Едет Клинтону в угоду,
Словно ваучер, пылит,
По избранникам народа
Бронебойными палит.
Вожаков ведут в ментовку,
Для других, для прочих масс,
«Всенародный» – под диктовку
ЦРУ – строчит указ.
Так и так, мол, сэры-братцы, –
Голова о всех болит! –
Больше трех не собираться,
Как Бурбулис говорит.
Свищут «вести», словно пули:
Добивай, круши, меси!
Вот и месят и бурбулят
Ненавистники Руси.
На крови банкуют урки,
Беззакония чинят,
Собчакуют в Петербурге
И в столице ельцинят.

По сути – ханыга и гад,
Но очень идейный и бойкий,
Насел на меня «демократ»,
Я врезал бойцу перестройки.

И Бог с ним, пускай не нудит!
Тут дома – подлейшая штука:
С косою бабуля сидит,
Меня дожидается – сука.

Бухтит, что она не со зла,
Мол, ты не серчай понапрасну:
«Я просто по делу пришла, –
Приказано брать несогласных!»

Вскипел я: «Ты гонор уйми,
Хоть нынче не сахар житуха,
Не дамся...» – и хлопнул дверьми.
Надолго заткнулась старуха.

Бухарин был политик редкий,
Знаток интима и вина.
Но я прочел его «Заметки»
И убедился – злость одна.

Достигнув в злобе эпогея,
Сей эротический бунтарь
Плевал в Есенина, в Сергея,
В поэта! Этакая тварь.

Итог известен – канул где-то.
Но тут в умах переворот:
Одна блатная демгазета
Его возвысила. И вот