Н. Денисов - Стезя

Уже не прошу подкрепленья,
Есть дух и – попробуй возьми!
Придет ли когда замиренье?
Скорее уж лягу костьми?

Тщета – упованье на Бога,
Каких-нибудь там ворожей.
И нет к замиренью намека –
Ни с наших, ни с тех рубежей.

...Ну, а я слагаю книжки,
Перед Родиною чист.
Но и жалкой медалишки
Мне ни в жизнь не даст Борис.
А поскольку эти оды
Не ласкают слух Кремля,
Я пишу – «продукт свободы» –
За железной дверью, бля.
Обманул меня цековский
Этот к рынку переход.
Вот Владимир Жириновский
Тот всерьез зовет в поход.
Правит на телеэкране,
Сразу видно храбреца!
Хоть в Индийском океане
Я отмою пот с лица...

Я пахал чернозем. И старался, как мог.
Тракториные гулы всходили под небо.
Исходил от земли сладковатый парок,
Как от свежей ковриги пшеничного хлеба.

Полыхал в моих чувствах фантазий костер,
С рычагами в ночи я срастался кромешной.
А под утро халеи слетались с озер
И ходили за плугом моим трехлемешным.

А зимой подо льдом я тянул невода,
Было горько, коль выберешь невод порожним.
Но, стряхнув с полушубка кристаллинки льда,
Забывался я на ночь в избе придорожной.

Вспомню с радостью службу во флотской БЧ [13] БЧ – боевая часть
Хоть, конечно, та служба была – не малина
Много лет проступал еще след на плече,
Несмываемый след – от ремня карабина.

Мне еще довелось открывать «севера»,
Был и там я счастливым, идя первопутком.
Был зеленым в ту пору, и брал «на ура»
То, что нынче обдумал бы зрелым рассудком.

Поучали: пора бы остыть, отдохнуть!
Я ж еще походил в мировом океане,
Ну хотя бы затем, чтоб за чаркой блеснуть:
«Помню в Рио... А как-то на Кубе, в Гаване…»

Жизнь пошла – загонит в гроб! –
Рэкет, надувательство.
Но и в нас созрел микроб, –
Зуд предпринимательства.
Как-то трактом, в гололед,
Мчал водитель бешено,
Не вписался в поворот
И – в кювет заснеженный.
Зябко. Дует в кулаки.
И к жилью торопится:
«Трактор нужен, мужики!
А с меня... как водится!»
Следом – новый «корефан»,
С той же речью кроткою.
В суверенный Казахстан
Вел он «КрАЗ» с селедкою.
Порешили сей вопрос
Под слабосоленую.
Снова – чу! Учуял нос
Колбасу копченую.
Тут сошлись на пять кило.
Тракторист старается...
Тем и кормится село,
И опохмеляется.
Извело коров. И факт –
Фермы разбабахало.
Дел-то всех: водичкой тракт
Поливает аховый...

Стамбул! Стамбул! Какая тема,
Какая музыка веков!
Теперь он вроде Вифлеема
Для всероссийских «челноков».

И я, с сумою в два амбара,
Свалясь с небес, как саранча,
В щелях стамбульского базара
Весь день толкусь – без толмача.

К исходу дня, измятый, ватный,
Груженый, взбитый, как постель,
Бочком вхожу в трамвай бесплатный
И еду в звездночный отель.

Тут все при фарте, интересе,
Ни до восточных грез и чар,
Молчат, когда под юбку лезет
Тамбовской бабе – янычар.

Трамвай скрипит себе надсадно,
А с янычара – градом пот.
Бабенке боязно. Но – ладно,
Ни туркишлиры он крадет!

О, град Стамбул! О, страсти эти!
Аллах могуч, всесилен столь,
Он правоверных ждет в мечети,
А нас – таможенный контроль.

Каждый раз, когда вьюга в полуночный час,
Черт-те как, завывает и вьет,
Вспоминаю Каракас, огней перепляс,
Над Авилой луны огрузневший баркас,
Что по теплому небу плывет.

Не избыть эту негу тропических струй,
Банный дух перламутровой тьмы,
И мулатку, воздушный ее поцелуй,
Что мгновенной красой опалив, – не балуй!
Растворилась под сенью хурмы.

Бледнолицый пришелец из северных стран,
Я был втянут в канкан вихревой.
Лишь под утро Каракас стихал, как фонтан,
Замирал, как залегший на дно ураган,
К колумбийским горам – головой.

Но подобьем горилл, уцепившись в рули,
В громыхающий адский металл,
Мотоцикловым вихрем растаяв вдали,
По тревоге, почти не касаясь земли,
Полицейский наряд пролетал...

По тревоге иду я во вьюжную ночь:
Как в пампасах, кромешная глушь!
Понимаю, чужой мне стране не помочь,
Дай-то бог, чтоб родная не бросила: прочь!
Столько русских рассеяно душ!