1967–1981
Двадцатидвухлетний Т. Д. Корушин – мои земляк, родственник, в 1918 году был комиссаром печати в г. Ишиме…
Автор
Еще закон не отвердел.
Страна шумит, как непогода.
Хлестнула дерзко за предел
Нас отравившая свобода.
Сергей Есенин
1
Под стражею царь-император,
На воле налетчик и вор,
В царевых дворцах и палатах
Картавых вождей – перебор.
И в копоть уездных ревкомов,
В полуночный скрип половиц,
Депеши – черней чернозема
Летят из обеих столиц.
– Товарищи, в Питере голод,
В Москве саботаж и разбой.
Прошу телеграмму Свердлова
Считать за приказ боевой! –
Глаза председателя строги,
Красны от бессонных трудов:
– А хлеба в складах желдороги,
По сведеньям, – тыщи пудов!
Нам нужно наладить движенье
И помощь Республике дать.
Коммуна – ведь это сраженье,
В котором нельзя отступать!
Желты от махры комиссары,
Слипаются веки – невмочь.
Пожаром, пожаром, пожаром
Грозится ишимская ночь.
И ветер, и вьюга-кликуша
Псалмы замогильные вьют.
Но пишет в газету Корушин,
Кинжально стучит «Ундервуд».
Свинцовая очередь строчек.
Заглавная тема одна.
Он верит: солдат и рабочих
Сплотит и поднимет она!
Тревожно в ревкоме.
Прохладно.Метель улеглась кое-как.
И окна домов Плац-Парадной
Томительно смотрят во мрак.
Дома от бессонницы серы,
А светлая жизнь далека.
Но сколько неистовой веры
В усталых глазах паренька!
Он вышел на улицу: реже
Брехают в рассвет кобеля.
Вот книжная лавка, все те же,
Как в детстве, на ней вензеля.
Как помнит, достатка, излишка
В семье не случалось никак.
Отец же за добрую книжку
Отдаст и последний пятак.
Бывало – в деревню родную
В телеге тряслись. Благодать!
Отец подгонял вороную,
Смеялся: «Арабская стать!»
Трусила отцова лошадка –
Надежда и боль батрака.
И было тревожно и сладко
Смотреть, как плывут облака.
2
– Ограбили нас, обмикитили
Похлеще татаро-монгол! –
Торговец Захаров в подпитии,
Лица нет, но гостя – за стол,
Послушай, Зарубин, послушай.
Коммуна житья не дает.
Все этот «товарищ» Корушин
Статейками мутит народ...
Убили нас, паря, убили,
Вогнали в разор и долги.
Явились, прикладами сбили
На хлебных амбарах замки.
До зернышка взяли, до крошки!
Все этот командовал... враг...
– Корушин?
Который?
Тимошка?
Соседушка, значит... батрак.
Он местный, он наш окуневский.
Забрал нажитое? Шалишь!
Отец у них тоже таковский,
Тощой, как церковная мышь.
Сыночку, понятно, зачтется!
Топориком тюкну – весь сказ!
Вернется, Захаров, вернется –
Пора...
Ну, гостите у нас!
3
Весна на дворе. Удивительный
Тепла не сибирский обвал.
В такой бы денечек к родителям,
С германской пришел – не бывал.
Помочь по хозяйству прибраться.
И в старом сенном шалаше
За кои года отоспаться,
Дать роздых окопной душе.
Там тоже теплынь. Над оврагом,
Над рощей – граничная блажь...
Но яро пылающим флагом
Затмило желанный мираж.
И все же над дымным перроном,
Где митинг открыл Тимофей,
Пахнуло знакомым, соленым,
Полынным настоем полей.
Недаром трудились две ночи,
Пшеничка – к вагону вагон.
На помощь голодным рабочим
Ишим провожал эшелон.
Еще паровозик ударно
Клубил над платформою пар.
И вдруг чей-то злобный, угарный
Почувствовал взгляд комиссар.
«Зарубин?.. Зарубин, конечно...»
— Ну, здравствуй! – сказал без затей, –
Сельчанину рады сердечно...
Но хмуро смолчал богатей.
В толпе отмолчаться не страшно.
Глаза – что свинец ко свинцу.
Мир новый и мир вчерашний
Стояли лицом к лицу.
Тут ясно, похлебки не сваришь,
Закушены в кровь удила.
— Ну что ж, комиссар-товарищ,
Сегодня твоя взяла!
4
В ревкоме строжали. И к маю
Всех было вольготней грачам.
И вторя грачиному граю,
Кипел ледоход по ночам.
И в ночи короткие, куцые
За ставнями прятался страх.
И хмель мировой революции
В горячих бродил головах.
Грошова судьба человека,
Коль в жизни такой оборот...
И снова гулял по сусекам
С метлой восемнадцатый год.
В упрямом пылу вдохновенья
Твердила бедняцкая рать:
«Коммуна – ведь это сраженье,
В котором нельзя отступать!»
Зубатились фракции. К лету
На крайность пошли леваки.
Однажды в окно ревсовета
Стрельба докатилась с реки.
Не хлипкий «Союз офицеров»,
Тем раньше прищучили хвост,
Решили «пощупать» эсеры
На зуб стратегический мост.
Объекту еще подфартило,
Не сразу сработал запал.
И слабым зарядом тротила
Лишь вздыбило несколько шпал.
Ввязались охранники в драку,
Хоть было не густо штыков.
Но все порешила атака
Ревкомовцев-большевиков.
Споткнулись под пулями трое,
Но многих сразил и финал:
Впервые отпели героев
Под «Интернационал».
Читать дальше