Александр Кованов - Зайцы из чёрного хлеба

просим вас из своих могил,
просим каждого человека:
Помнить всех, кто изрублен был
в мясорубке былого века!
………………………………………………
На просторах большой тайги
миллионы нас… Миллионы!
И для власти мы все – «враги»:
беляки, кулаки, шпионы…

Там надежда в кромешный мрак
вслед идёт за распятой верой…
Там главенствует зверь – ГУЛАГ-
кровожадная тварь… Химера…

В реках крови не сыщешь брод…
Мы потомков живущих просим
разобраться: «Как весь народ
стал ходить под статьёй «пять-восемь»? 2 2 – ст. 58 УК СССР («Антисоветская деятельность»);

Мы так страстно хотели жить!
Мы живые! Мы не из стали…
Только нас приказал убить
дорогой наш товарищ Сталин.

Не убить, так сломать навек,
на ударные бросив стройки,
чтобы звание «человек»,
по суду чрезвычайной тройки 3 3 – Чрезвычайные тройки – военные и гражданские суды, выносящие приговоры в очень короткий срок; ,

изживать понемногу в нас,
чтоб не помнили – как нас звали…
Беломор, Днепрогэс, Кузбасс —
наши жилы и души рвали…

Рвали с кровью… Не слышен плач
над бараками, где на пробу,
чтобы в нас не стрелял палач,
нам кололи над сердцем Кобу 4 4 – Коба – партийная кличка Сталина. Некоторые заключённые считали, что расстрельные команды не посмеют стрелять в изображение Сталина, поэтому делали татуировку с его изображением на левой стороне груди; …

Только пули летели в лоб…
Или очередь… прямо в спину…
В мерзлоте не положен гроб
Для «зэ-ка»… Кто он есть? …Скотина!
………………………………………………………
Знает только один из ста,
у кого «покатила маза» 5 5 – покатила маза (жарг.) – повернулась удача. :
как длинна «в лагеря» верста,
а обратно – длинней в три раза.

А по вёрстам так много мест,
где над холмиком, в мёрзлых комьях
оплетённый «колючкой» крест,
полусгнивший, о нас напомнит…

Мы, царапаясь из могил,
просим каждого человека:
Помнить всех, кто изрублен был
в мясорубке былого века!

Дети железных птиц
падают с неба воя…
Вот, и упали ниц,
вот, и упали двое,

Двое детей… Моих…
Ростиком – метр… Чуть выше…
Мальчик уже затих…
Девочка еле дышит…

Двое моих юнцов
там, на земле, остались…
Ранней весной птенцов
дети спасать пытались.

Дети спасти могли…
Только они не знали,
что на краю Земли
птицы живут… из стали…

Что прилетят они
вместе с клубами дыма,
сбросив детей на них,
детскую жизнь отнимут.

…Смерть не рассмотрит лиц,
в горе не зарыдает…
…Дети железных птиц
наших детей съедают…

По ветру,
утром по ветру…
лёгким пёрышком улечу…

На небо,
с ветром, на небо…
оторваться от боли хочу…

Посохом,
длинным посохом
да, для путника упаду…

Шорохом,
тихим шорохом
вместе с путником скоро приду…

Росами,
да, жемчужными,
растворюсь в твоих утренних снах…

Осенью…
стану осенью…
…и слезинкой на тёплых щеках…

С тобой… Стихами согрешу…
Прохладой чистой листопада,
лозою терпкой винограда…
А что потом? …Потом решу…

С тобою… Пледом согрешу…
Тебе накинутым на плечи,
как этот долгожданный вечер…
А что потом? …Потом решу…

С тобою… Пламенем костра
я согрешу… Согрев ладони…
И сердце… Что надрывно стонет…
До грустных слов: «Пока! …Пора!…»

Я не зову, и не ищу…
Тебя я ветром обдуваю…
Тебе шепчу… Снежинкой таю…
А что потом? …Потом решу…

Мне хочется бессмысленно мечтать
об алых парусах за горизонтом…
Прикрывшись старым и дырявым зонтом,
беззлобно дождик трепетный ругать…

Мне хочется не ведать боль и страх,
и по ночам, ребёнком засыпая,
легонько побродить у края Рая,
со словом: «Мама» на своих устах…

Мне хочется так трепетно любить…
И, обнимая, трепетное тело,
услышать вздох: «Я так тебя хотела,
вто этот миг не смею позабыть…»