Александр Петрушкин - Тетради 2013 года

метель, всю тьму метель в корявом переводе,
зашитая, как зверь, в крылатые подводы.
О, муравьиный свет в подземном переходе,
шатается анчар [от алкоголя вроде] —
переодетый бог взирает на кончину
[наверное, свою] и смерть прекрасно-длинна.

Соски срезая ржавою метлой,
стоит у входа с неба часовой —
он машет медленной [как будто бы кино]
рукой кленовой этим за спиной.

Приветствует [не то чтоб вялый Омск]
входящих и ведущих в эту ось
полуслепых [двудённых, как котят}
и в свой живот кладёт их, в ровный ряд

на блюдо под палёною корой.
Ещё [как будто даже молодой]
один из мертвецов, как водомерка
суёт наружу руки – типа, мелко.

Метла проходит [вся в бушлате чорном]
и слышит сиплый говор в коридорном
наречии фанерной коммуналки,
и покрывается испариной [здесь жалко

становится по-лагерному]. Чёткий
поветочный досмотр ведёт дозорный
и каркает из тёмного бушлата,
и публика [немного виновато]

расходится к кругах сосков молочных
моей жены – кровавой и непрочной,
и плёнка рвётся [как в кино – два раза],
зрачки срезая с глаз [как бы проказа].

Как хорошо в провинции провинций!
Где дым заранее заложен в наши лица —
три рта плывут чеширские к забору
свинцовому, как нёбо. Разговору

здесь не начаться, потому что нечем
нам прорастить его. По местной речи:
башкиры – это местные индейцы,
рекущие со дна – как бы ахейцы.

Их бог исправен – высохший до сосен —
передаёт заветы пароходу,
одноколейке (разве только Север
отсутствует везде [мы в это верим].

Как хорошо под небом – без печали
молчать. Не веря, тишине. Не в праве.
Лежать потопу поперёк – сквозь зубы,
читать усы чеширские, и губы

чесать шершавым местным безъязычьем,
портвейном трёхтопорным на свету.
и если в тьме лишь светятся отличья
то по-чеширски точно я живу.

Переспелое небо, как тыблоко, ляжет к ногам,
зашуршит, как незрячий щенок, что разыскивал соску
материнскую в темной коробке – перетряхивал хлам
и ходил меж прозрачных вещей, и поскрипывал в досках.

Начинается утро – точнее: отъезд – он – патлат,
скособочен, как дом – за которым весь год не ходили,
и вода прекращается – словом течёт по губам,
и речёт пескарём, зарывшимся как поплавок, в белом иле.

Переспелое небо. Сколоченный наспех сентябрь.
Даже в камне [легко и надёжно упрятанный] воздух
разливается по полу, словно стакан молока,