Софья Хромченко - Добрая память

«Зря не скрыл, Гриша. Другие скрывают». –
Григорий в ответ: «А как скрыть бы я мог?
Книжка одна у меня трудовая». –
«Ты не ловкач, Гриша. Миловал Бог!

Видно, еще поживу я на свете,
Коли людей принимают моих
В партию честно», – с улыбкой заметил
Георгий Петрович. Григорий притих.

«Страсть как охота жить, Гриша. Ну, будет! –
Против слов горьких смеялись глаза
Былого купца. – Труд шофера-то труден?» –
«Мне по душе. Не привыкнуть нельзя». –

«Вот хорошо! Молодец, что дорогу
Выбрал такую». Подумал о том
Григорий, что тоже дрожать теперь мог бы
За жизнь свою. Тестю спасибо! Отвел!

Позже всех к Ольге пришел опоздавший
Сводный брат – был ее мачехи сын
Покойной. (Родитель, жену потерявший,
Вдову с годовалым женой взять спешил.)

Вместе росли. Век Сергея считала
Ольга за брата. Привычка была
Сильна между них. Оттого опоздал он,
Что дом искал долго, где нынче жила.

Об этом смущенно поведал. «Сережа,
Ты ж у нас дважды был!» – «Я был с женой,
А нынче один». – «Найти дома не можешь!
Москвич! Это ж город с тобой наш родной!» –

«Да я… как-то…» Соня, вздохнув, поглядела
На него с пониманьем. Уж сколько жила
В Москве, ничего здесь найти не умела.
Питер с тоской вспоминала она.

Там в свою пору все улицы знала –
По плану застройка была у него.
Москва же без плана всегда вырастала
И не легла в память ей оттого.

«Сергей Николаевич. Брат мой», – с улыбкой
Представила Ольга, кто не был знаком.
Будто могли разность отчеств ошибкой
Их счесть, пояснил обстоятельно он:

«Я сводный брат Оли и Любы». – «Сережа!
Какой ты! Ты помнишь, как жил без меня?
Я – нет. Может быть, мы формальность отложим?
Хоть праздника ради! Родня так родня!»

Молча, кивнул. До тех пор не приметил
Ее живота и не знал, куда деть
Удобнее взгляд. Взор же Ольги был светел.
Она и не думала чуда робеть.

Хотелось ей всем, как была, показаться.
Силилась мыслей невольных дурных,
Портящих радость, душой не держаться,
Тем паче гостей не звала в дом чужих.

«Сережа, садись!» Худощавый был, статный.
Светловолос. Стекла толстых очков
Не прятали взгляд, добротою приятный,
Сразу доверье внушавший, без слов.

Был он учитель. Сергею казалось
С детства, что лучше профессии нет, –
Влияние отчима явно сказалось.
Внешне смотрелся одних с Ольгой лет.

Старше на год был. «Да как ты, Сережа,
Свою географию преподаешь? –
Смеялась. – На карте-то всё найти можешь?» –
«Карта – не жизнь. Там скорее найдешь.

Я на бумаге запоминаю
Всегда хорошо всё. А в жизни не дал
Бог память на местность. Извечно плутаю», –
Сам над собою смеясь, отвечал.

Ольга его по привычке бранила
Беззлобно. На зренье плохое она
Рассеянность брата списать не спешила,
Больше простым невниманьем сочла.

Брат ей не перечил. Природная скромность
Его отличала. Застенчивость в нем
Не ощущалась, а только не ко́рысть
Быть в центре жизни. Был книжно умен,

В быту же беспомощен. «Уж прости, Оля, –
В бытность купцом еще муж ей сказал, –
Брат твой к торговле годится не боле,
Чем если бы я вдруг уроки читал.

Каждому место свое». Не просила
Ольга Сергею его помогать
В торговлю идти, но, чтоб мысль не хранила
Такую (а вдруг?), счел сам нужным сказать.

Вообще же роднею жены оставался
Доволен за скромность. Не тайно теперь
С особой надеждой ее полагался –
Случись что, всегда отворят Ольге дверь.

То же он знал о служивших. Носила
Хотя не без страхов, но в срок родила
С легкостью Ольга здорового сына
И … именем первенца вдруг назвала.

Муж уступил ей. «Ну, пусть будет Лёня», –
Смиряясь с решеньем ее, он сказал,
Все же не скрыв, что любое другое
Имя намного б разумней считал.

«Ах, что мы наделали! – после кричала.
Ольга, – Зачем ты не мог мне помочь
Опомниться?!» – «Я говорил. Настояла.
Я прошлый раз выбрал». – «О, если б нам дочь!

Я так молилась!» – «Дитя окрестили.
На Бога роптать – грех». – Такие слова
Мужа терзанья жены усмирили.
Сына любила пренежно она.

Отец же и вовсе души в нем не чаял.
Всё, что мог сыну теперь передать, –
Громкой фамилии крест; но печален
Не был – претило ему унывать.