Софья Хромченко - Добрая память

Матрена недобро в ответ усмехнулась.
Ввспыхнула: – Нету безгрешных солдат!
На всех кровь! Их мало в округу вернулось.
Здесь, Варя, всякий жених нарасхват.

Даже калека! А Петр здоровый,
При лошади! Варя, пошла б за него
Любая!» – «А риск?» – «Ну, уж легче быть вдо́вой,
Чем старой девой! Теперь дев полно!

Да и не тронут Петра – он боится
Зря. Оправдался он службой своей
У красных. Везучая Груша!» – «Жениться
Из Гриши ровесников мог кто на ней.

Вот было б счастье!» – «Сватов не видала
От тех. Недотепы глазели. Моя
Дочь – не картина! Посватай сначала,
Потом уж любуйся. Ох, злили меня!

Нет, нерешительных я с моей Грушей
Не потерпела б! Вот Петр – другой.
За семью постоит. Он и сватал как нужно!
Верь, Варя, тем, кто испытан войной.

Война не щадит зря». – «Вы правы, я знаю.
Я это, мама, к тому говорю,
Что…власти советской не доверяю.
Павел на днях заезжал тут к Петру.

Корову лечил и узнал (по секрету
Ему рассказала то тетка Петра),
Что вызывали Петра в районцентр;
Тетке об этом сказала сестра». –

«И что же?..» – «Да был и назад обернулся». –
«Про это не знала». – «Молчун новый зять
Ваш больно! Вот Павел…» – «Так если вернулся,
Беды, значит, нет! Как их с Павлом равнять?

Твой Павел под пулями был?» – «Вы же, мама,
Знаете, что не по ле́там ему». –
Варя на «вы» мать всегда называла,
Как принято было еще в старину.

За нею Антон, Гриша, Груша и Маша
Уже говорили родителям «ты».
На новый манер. Обращенье ко старшим
В селе было волею каждой семьи.

Нередко в двух семьях, живущих в соседстве,
Обращались по–разному, да и в одной
Различья случались. Дочь старшая с детства
Привыкла к старинной манере такой.

Матрена не правила Варю – уж поздно.
Обращенье на «ты» почитала она;
Полезней – смягчало оно образ грозной
Матери и добавляло тепла.

Ну Бог с тем! «Мой Павел под пули? Нет, мама!
Он слишком ученый для грязной войны». –
«А кто был в окопах все неучи прямо?..»
Павел не мог быть на свадьбе, увы.

Уехал по вызову – так часто было.
Стучались и ночью. Работу свою
Любил, а людей еще больше любил он.
С целой округи тянулись к нему.

«Господь никому не велел быть убивцем, –
Сказала Матрена. – Любая война
Богопротивна. На то ли родится
В мир человек, чтобы пуля взяла?

Всякая мать на войну провожает
Сына со страхом, уж сердце ее
Пуще царей всяких заповедь знает.
Антона Господь уберег моего.

Дважды сберег: и от смерти, проклятой,
И от греха – никого не убил». –
«Я, может, убил бы, будь так оно надо,
Да прежде чем выстрелил, сам ранен был».

Антон слышал весь разговор: добродушный,
Простой, не держал он обид на судьбу,
Хотя тяготился своей неуклюжей
Походкой. Был рад стать он братом Петру.

Мама права: их немного осталось,
Ровесников. Петр почти не скрывал,
Вернувшись с гражданской, ни зависть, ни жалость,
Которые смешанно к другу питал.

И как не завидовать? Лишь одна пуля!
Солдат навсегда войне отдал свое.
В первую встречу Антона хлестнули
Без слов говорящие взгляды его.

«Больно, небось?» – уж потом пригляделся
Петр надежней. – «Бывает, болит.
Пустое! Ты больше меня натерпелся!» –
Дружба осилила пропасть обид. –

«Да ничего, Варя, с Петькой не станет», –
Молвил сестре брат. – «Тот сам же сказал…» –
«Это он маму нарочно пугает,
А то бы жениться до Троицы ждал.

Ты, Варя, Петра лишним словом не трогай.
Меня уважай!» – Чуял, жгло глаза ей
Именно то, что Арсеньев здоровый.
Чувства сестры были тронуты в ней.

Брат один раз сходил в бой – и калека,
А тот говорит, что без ран воевал
В двух войнах, вот ведь повезло человеку!
Антона везение ум забывал.

«И всё же тревожно за Грушу. Всё знаю –
Солдат есть солдат, но, коль правду сказать,
Я душегуба в родню не желаю!» –
Антон не терялся сестре отвечать:

«Первую кровь врага в том бою пролил,
Когда не случись нам атаку отбить
Немецкую, вряд ли теперь бы со мною
Кому-то пришлось бы из вас говорить.

Слыхала, как раненых добивали?
Нет? То-то… Маленько заслуга Петра
Есть в том, что живой я. А после сбирали
Раненых наши… Молчи уж, сестра!