Софья Хромченко - Добрая память

А ведь в пору Масленицы играли
Многие свадьбы свои в старину.
Но опосля, правда, в пост, не венчали [14] После Масленицы у православных начинается Великий пост. …» –
«Я не приданого ради беру.

Я … Дочь ваша – чудо». – Былому солдату
Вдруг стало немыслимо, что за него,
Бывшего, мнилось, близ самого ада,
Идет почти девочка. И отчего?

Любит! Любовью ее согревался,
Как печкой в мороз. Словно возле огня
С холода лютого вдруг оказался.
Грела, неведомым счастьем маня.

Веселая, нежная – дивное диво
После всего. Он не спорил с судьбой.
Лишь, как обмороженный стужей сварливой,
Чувствовал боль по несходству с собой.

«Матрена Карповна, нужно скорее
Свадьбу играть. Завтра!» – «Ой как спешишь!
Может, к исходу грядущей недели?
Небось, не родит! К чему прыть? Не сбежишь!

Во всяком другом я б чуток сомневалась.
В тебе – нет». – «А если… за мною придут?
Я ж вам не сказал…» – «Да давно я дозналась,
За чьих воевал…» – Голос снизила тут.

Петр в ответ побледнел. Огляделся. –
«За белых я нешто хотел воевать?!
Одной мне хватило войны. Натерпелся!
Да отказавшихся стали стрелять.

Всем сразу по пуле – для общего страху…
Я и пошел – свою жизнь пожалел.
А может быть, лучше мне сразу на плаху –
Больших злодейств я нигде не глядел.

Ну и понятно, что сам замарался.
Не без того. Вы не думайте зря:
Пленных уж я убивать отказался –
Не смог, да и было кому без меня.

Потом убежал. Понимал, что движенье
Белое вскорости обречено
На неминуемое пораженье:
Какую нелепость творило оно!

Могло ль победить? Не иначе как с дури
Или с отчаянья стали хватать
Бедных крестьян, чтоб вести их под пули, –
Таких же крестьян, как они, убивать!

И я бил крестьян… Немцев как-то полегче,
И то понимаешь: живые, а тут
Свои…» – «Так не бил бы!» – «В бою мирной встречи
Не может быть. Жалость проявишь – убьют.

Я … сдался красным. Поверили. Было
Во мне столько злости на белых, что я
Мечтал убивать их! Три года служил я
Красноармейцем. Побили врага.

Был в кавалерии. Ох, и боялись
Царевы приспешники нас!» – «Над людьми,
Что ли, иначе вы там расправлялись,
Чем белые?» – «Мирных не трогали мы». –

«Добра от обеих я армий видала
Как от заразы чумной». – Насмешён
Был этим сравнением Петр немало.
С Матреной не спорил почтительно он.

Молчанье его в тот же миг оценила
Душою. «Я думала, с белыми был
До конца. До нас, Петя, молва доходила
О вашей деревне – кто с кем уходил». –

«Кабы так, вы бы меня увидали
Вряд ли – домой б не пришел. За меня,
Белого, дочку неужто б отдали?!» –
«Как не отдать? Ты давно нам родня!

И Грушеньке люб! Али ты не приметил,
Как в детстве любила тебе на глаза
Она попадаться? Чтоб только заметил… –
В глазах у Матрены блеснула слеза.

Петр вздохнул. – Почему ты считаешь,
Что могут … прийти за тобой? Воевал
За красных! Ходи гордо! Страхом страдаешь
Пошто? Форму ты у себя надевал?» –

«Мало. Я формой давно тяготился –
Злость утолил, потянуло домой». –
«Отчего же судачат, что белым явился?» –
«Слух в память о прошлом пустился за мной.

Такое про всех по округе болтают,
Кто с белыми шел на фронт. Многим бежать
Случилось. Кто выжили, горя не знают,
Думают: нечего им поминать.

А я вдаль гляжу всегда. Я испугался
За жизнь и свободу свою оттого,
Что … все ж целый месяц у белых шатался». –
«Один только месяц? Ну, ничего!

Слыхала, амнистию им объявили –
Белым. Не лгут? Кто оружье сложил
Сам, говорят, тех как будто простили.
С солдат какой спрос? Ладно б чин еще был!» –

«Не верю в прощенье». – «Войны теперь нету!
Тебя силой взяли… Ужель не поймут?» –
«Бог знает». – «Езжайте отсюда». – «К ответу
Уж коли судьба, то везде призовут». –

«Кабы хотели, давно бы забрали.
И тебя и других!» – «Есть покуда крупней
Добыча невольных солдат, но едва ли,
Однако ж, умрем мы в постели своей». –

«Петя!» – Матрена тревожно глядела
На зятя (ей в мыслях уж зятем был он).
Сердце ее о нем так же болело,
Как бы о сыне болело родном.