Татьяна Кожурина - Спасский остров. Петербургская поэзия

– Вновь ты пришел отчего к одинокой пещере?!..
Ведь затянулась давно исцелённая рана!
Что ты всё ходишь за мною, на привязи точно,
Словно бы мой ученик или новоначальный?..
Впрочем, тебя не гоню, оставайся, коль хочешь!
Только прилично веди у жилища монаха,
Чтобы твой рык не нарушил безмолвия тайну…
Дай же поглажу густую косматую гриву!

Лев:
– Ты, черноризец, пленил меня голосом кротким,
Свет твоих глаз растопил мне свирепое сердце,
Дальше желаю дружить и внимать наставленьям,
Кротко поклажу носить и питаться лишь хлебом.
Нрав уподобится кроткой и ласковой лани,
Рыком раскатистым твой я покой не нарушу,
Жизнь моя рядом с тобой пусть протянется вечность!

– Но отчего в этот вечер не вижу тебя, мой хозяин,
И отпевают кого вдруг монахи у входа в пещеру,
Камень большой тяжело привалив могилы?
Где ты, мой друг?!.. твое тело укрыла пустыня,
В небо душа унеслась, вся в слиянии с Богом Единым.
К камню навеки прижмусь, сам я стану как камень;
Взор устремлю к небесам, к ярко блещущим звездам,
Но у могилы с тобой не расстанусь, мой старец!

Мне снится сон: распахнутая дверь,
Наполненная светлыми лучами…
В двери – монах, с ним рядом рыжий зверь —
Косматый лев с печальными очами.

Не отрываясь смотрит на меня,
На морде грустной – тихая улыбка…
Зовут к себе, молчание храня…
И в наступленье будущего дня
Мне слышится звучанье нежной скрипки.

По листьям весеннего леса
Бесшумно ступает ангел,
Таится в губах улыбка,
Котомка на остром плече.
И низко к земле склоняясь,
Оставшихся ночью без крова
В ладони берет птенцов,
Сажает бережно в складки
Своих просторных одежд,
И льется между стволами
Серебряный лунный свет.

Не виданная ранее звезда
Сияла в небесах ночных высоко.
Три мудреца за нею шли с востока,
Ещё пока не ведая, куда.

Младенца плач в пещере услыхав,
Волхвы застыли молча у порога,
С почтением узрев обитель Бога —
И щедрые дары смиренно передав.

Подарок хрупкий, скрученный из звонкой
Изящной проволоки мрачных мест —
Весь потемневший, твой нательный тонкий
Тюремный крест.

«Видала?.. Сохранил. Металл хороший.
Такие делают и носят только там.
Бери!» И я взяла – такую ношу! —
Не по годам!

* * *

Храню в душе – как в книге между строк
Хранят бесценный полевой цветок
С полей душистых родины забытой, —
Игумена неласковый урок,
Слова чьи справедливы и сердиты,
Храню в душе – как в книге – между строк.

Храню в душе – глубокий строгий взгляд:
Он прожигает каменное сердце,
Подобно углям – чтоб могли согреться
Бредущие столетия назад
Руси слепые дети-иноверцы.
Храню в душе – глубокий строгий взгляд.

Перед взором туманным моим
Оживает картина из рамы:
Возле ног, в тростниках, словно дым, —
Золотая волна Иордана.

Расстилается в жаркой дали
Палестины суровой пустыня…
Среди скал раскалённой земли
Я услышу знакомое имя.

Возле берега – тесной толпой —
Иудеи, солдаты и дети.
К ним спускается горной тропой
Тот, Кто некогда жил в Назарете.

Приближается вмиг – вот Он, рядом со мною!
Яркий солнечный нимб – над Его головою.
Руку чуть протяну – хоть на миг прикоснуться…
Но на ложе моём невозможно совсем повернуться.

Удалился опять на вершины холмов —
Весь в таинственном ласковом свете.
Возвратись, возвратись ко мне вновь,
Тот, Кто некогда жил в Назарете!

Потрясённый приходом Твоим,
Вдруг встаю – затянулася рана!..
Возле ног, в тростниках, словно дым, —
Золотая волна Иордана.

Из багета картины
– Младенец на нежных руках
Богоматери – смотрит тревожно
в мой мир с недоверьем.
Мой свирепейший волк отступает,
почувствовав страх,
В глубь пещеры души,
где теснятся различные звери.

Вдруг Младенец,
ещё раз с укором недетским взглянув,
Отвернулся совсем,
показав светлокудрый затылок…
Но с улыбкою доброю Мать погрозила ему,
Только кровь моя в жилах
от страха едва не застыла.