Вячеслав Евдокимов - Детство милое

В своей опрятности незримой,
Ввек наяву и нелюбимой…
Но «Трумэн» – кличка при мамане
Ввек не звучала, жди ведь бани!

Она сварливая тут баба,
Вмиг заскрипит, сама как жаба,
Взъярится, станет враз не кроткой,
А то и стукнет сковородкой!

Но бабы вкруг все сердобольны:
Ему то то дадут, довольны,
То нос протрут какой‒то тряпкой…
Но от мамани всё украдкой.

Она ведь злобу затаила
На всех и вся, ведь ей немило:
Мужик её ведь бросил с Колькой,
А «разведёнкой» жить нисколько

Она не хочет, не охота!
Вот о себе и вся забота,
А сын обуза, как припёка.
За ним и нет пригляда ока…

Но хоть с иронией все звали
Его, добра же были крали,
Кормили, холили украдкой,
Вдруг ластя сладкою помадкой…

С такой вот встретились персоной
И предстоит жить долго с оной…
Хоть вид его рождал ухмылку,
Но все жалели эту былку…

Каких не встретишь в жизни судеб!
И с ними шествуют всё люди…

***

У места «Раменки» названье,
И общежития – все зданья.
И было Раменок четыре,
Мы в третьем с мамой были мире.

На все один был Дом культуры
И социальные структуры,
А мне – в Москве уж третья! – школа,
Учёбы новое уж соло.

От МГУ то недалече,
Дойти, бывало, пуха легче.
Вокруг поля, средь них овраги —
Здесь мы, набравшися отваги,

Все их облазали, все зоны,
Как будто в том мы Робинзоны.
И потому мои здесь годы,
Речушки Раменки как воды,

Начнут своё уже теченье,
И здесь закончу я ученье.
И все‒то Раменок посёлки —
Долой иные сразу толки! —

Их всевозможнейшие зданья,
Служили тем для проживанья,
Кто МГУ стремил под тучи,
Студентам чтоб училось лучше.

Когда же, сердцу дорогую,
Закончат стройку, то другую
Найдут работу, это ясно.
Нет безработных – то прекрасно!

А там, где жили мы дотоле,
Бараков нету вовсе боле,
Снесли для новых сразу зданий
Под МГУ для нужных знаний.

Как будто пыль смели метлою.
И все‒то с новою судьбою
Живут теперь на новом месте,
Опять, как прежде, дружно, вместе.

Да и семейными уж стали,
Ведь жизнь идёт, шагает в дали…
Меня, что сразу удивило,
Так это то, что в школе мило

Учились вместе мирно, дружно
Мальчишки, девочки натужно…
Куда ж мальчишкам тут деваться?
Потерпим, милые же братцы!

А чуть что – дёрнем за косички:
Знай наших, милые сестрички!
Исподтишка, конечно, дёрнем,
Невинно взглянем оком орлим,

А то: «нечаянно, простите…»,
Отскочим в сторону с всей прыти:
Портфелем стукнут, ненароком,
Они ведь в буйстве все высоком!

И я осмелился, и тоже
Однажды дёрнул. И о Боже!
Меня дубасить и не стала,
А обернулась зорькой ало

И с удивленьем, не с укором,
Предолгим‒долгим, а не скорым
Глядела чистым взором ясным
В глаза мне прямо… Не опасным

Её был вид. Глаза большие,
Ну, как волшебные какие…
Была она меня пониже.
Я разглядел её поближе:

Была в ней гордая осанка.
Нет, не возникла перебранка,
А лишь её курносый носик
Задать мне тщился всё вопросик:

«Ответь, ты дёрнул почему же?
И не молчи, тебе же хуже!».
«Отстань, курносый! Погоди ты!
Я, как гвоздём, к глазам прибитый

Её, что нет волшебней боле,
И оторваться нету воли…».
Но страха вдруг во мне лавины:
А, может, тайн моих глубины

И мысли, душу видят ясно?
Нет, нет, глядеть мне в них опасно!
Они узнают, что скрываю…
И опускаю к ног я краю

Глаза поспешно и в сторонку
Вон отхожу, боясь девчонку…
Другим в глаза смотрел я смело,
И ни одна ввек не умела

В меня вогнать оцепенеья,
Она как, – властно, до стесненья…
И я, склонившись над тетрадкой,
Тайком от всех смотрел украдкой,

Она за партой как сидела…
То тайна жизни многой дело.
Не знал я, что это такое,
Душа была же не в покое…

Но было ею восхищенье
И видеть, слышать всё – стремленье!
«Хорошая девочка Лида…» —
То песнь не теряла из вида

Её, очарована ею…
И я возражать ей не смею
До самой уж, видимо, смерти,
Поймите меня и поверьте.