Но не наказывалась шалость,
Ведь безотцовщина мы, жалость
К нам снисходительно корпела:
Вот подрастут, с умом за дело,
Нам помогать, уже возьмутся,
И всё хозяйство уж не куце
Да будет выглядеть тогда‒то,
И заживёт богато хата…
Вот эту чувствуя поблажку,
Мы и игривую ватажку
Все дни собою и являли,
И счастье было не в вуали,
А лучезарным, солнцеликим
И преогромнейше великим!
А я, коль день уж шёл к закату,
Влетал от игр быстрее в хату,
И курам нёс в хлев пропитанье,
У них чтоб не было роптанья,
Что день сидели на диете,
Да в темноте, а не при свете.
«Да мне спасибо все скажите,
Что каждый есть вы долгожитель,
Ведь спас от коршуна презлого,
И завтра сделаю то снова,
Ведь вам погибнуть не охота?
Ах, прелюбезная забота
Моя спасает ваши души».
И эта мысль ласкала уши…
Потом бежал я к козам ходко!
А там уж каждая их глотка
Была запутана верёвкой
И ноги все, что и с сноровкой,
Нет, не распутать и вовеки!
Всех глаз зрачки ушли под веки,
Лежали кверху все ногами,
Не пряли даже и ушами,
И с губ свисала их степенно
От жажды, крика бело пена…
А мать вот‒вот придёт с полей‒то…
И этой мыслью подогрета,
Вон убыстрялася активность,
Спасти рогатую чтоб живность!
И было в том вознагражденье —
От пут всех коз освобожденье.
Домой тяну их за верёвки…
Они же с козьей всей сноровки,
Да не обычными шажками,
А вдруг огромными прыжками
Помчались радостно вон к речке,
Чтоб охладить в воде сердечки
И уж напиться до отвала!
А пара рук моих держала,
К рогам привязанным, верёвки,
А отпустить их нет сноровки.
А потому меня по кочкам
И за собою, как мешочком,
И понесли со страстным криком!
И было мне то тяжким игом,
Сбивались в кровь нос и коленки,
Езды ушибы, а не пенки,
Непроизвольные вслух вскрики,
Впивались сучья коль, как пики,
Иль в камень врезывался тяжко…
Водой насытившись, ватажка
В меня вдруг вперивала взоры,
И на расправу очень скоры,
Ко мне жестоко подступали
И вон рогами гнали в дали…
Но я бежал стремглавши к дому,
Где безопасности истому
Желал найти уж за дверями,
О чём ни слова, знамо, маме.
Всё это видел мой деданька,
И он бабаньке: «Ты, мать, глянь‒ка,
Ах, как же мучает внучонка
То бесье племя, в крик мальчонка…
Ох, удирает с всех он ножек!
А наточу я остро ножик
И порешу то бесье племя,
И будет внучку чудо‒время».
«Ты что, – вступала тут бабаня, —
Освободи их от закланья!
Семьи богатство, молоко же
Они ведь, резать их негоже…».
На что деданьки вновь ворчанье…
И всё же сделать – обещанье.
А я, чтоб бойни снизить риски,
Пред стадом ставил вмиг очистки,
И наступало примиренье,
Вновь дружбы нашей загляденье…
А заодно не стали хмуры
Вдруг от еды цыплятки, куры.
«Быстрее склюйте всю еду‒то,
Сейчас маманька будет тута!».
И их подбадривал: «Цып! Цыпа!»
Хоть содрогался чуть от всхлипа…
«Ах ты, заботничек мой милый!
Вид всей скотинушки не хилый,
И куры целы, и цыплятки,
Их не унёс вон коршун гадкий;
Твои усилия все ловки» —
И гладит, гладит по головке…
Что я поверил в это тоже,
Настороже чуть бывши всё же…
А вот на завтрашний денёчек
Что вдруг придумал мой умочек?
Вот, раз коза такая цаца,
Нельзя ль на ней мне покататься?
Залезу на спину, ногами
И погоню, руля рогами,
Спина ведь мягкая, из меха.
Вот будет дивная потеха!
И мамка как ушла лишь в поле,
Я, не откладывая боле,
К козе подкрался вмиг украдкой,
Её считая уж лошадкой;
Козы же было имя Роска,
Степенный вид, смотрелась броско:
Ходила в шубе пребогатой,
С огромным выменем, рогатой,
Почти в дугу, кривые ноги,
Гляделась грозно: все с дороги!
Нам молока хватало с мамой.
Вот на козе, на этой самой,
Решил селом всем и промчаться,
Всех удививши домочадцев!
Взлетел я на спину поспешно!
Рога схватил, как руль, конечно,
И завопил: «Вперёд, родная!».
Но головою та мотая,
Читать дальше