Вячеслав Евдокимов - Детство милое

Топилась долго и заране,
Тепло‒тепло чтоб было в бане,
Имела каменку там – печку,
Ах, как же пар был люб сердечку,

Коль на неё плеснёшь лишь воду,
И было в радость то народу!
Под потолком была там полка,
Не полежишь где с жара долго,
Но то не русскому народу:
Лезть на неё старался сроду,
Чтоб был там веником обхлёстан,
Ведь молодым с того стать просто,

Потом летел, как быстрый голубь,
И с головой сигал вмиг в прорубь!
А то, кряхтя, валялся в снеге
И был с того в умильной неге…

Я не любил жару в ней очень,
Избечь её был заморочен.
Тогда меня стращали вшами,
Верёвку что совьют и сами

Меня опутают ей, в воду
Да и утянут! Что народу
Они так много погубили,
И до сих пор тела их а иле…

И моментально, не с опаской,
Катился в баню я колбаской…
Мне там приятно тёрли спинку,
Как все, был с паром я в обнимку,

И становилося легко‒то,
На полку что залезть охота…
Но взрослых то прерогатива,
Они там парятся ретиво,

А детворы уж полки ниже,
Где не ядрён пар, а пожиже.
Потом в предбанник – одеваться,
И марш домой, как кукла‒цаца…

А там во всём своём ударе
Вода кипела в самоваре!..
Варенье было из малины.
Не стол, а чудо‒именины.

И ждал мой резвый язычочек,
Чтоб на него залез медочек.
И чай все пили, коль охота,
Аж до седьмого вволю пота…

На том мытьё и завершалось,
Все вновь за труд, а я – за шалость!
И вот однажды в день так банный
Деданька, в проруби желанной

Вон окунувшись раз аж двести,
Принёс азартные мне вести,
Что там, у проруби, толпою
Стоят «хнычки» и что собою

Они красны, как угли в печке,
И все, как мини‒человечки,
И все поют, как будто птички.
А ростом все чуть больше спички.

Вмиг так взглянуть мне захотелось,
В душе взыгралась буйно смелость,
Идти ведь к ним нагим лишь надо,
Тогда смотрин грядёт услада.

И я на то вмиг стал согласен!
Пусть будет выход и опасен.
Из бани выскочил вон пробкой!
Нагим помчался к речке тропкой,

Пришёл которой вспять деданя.
Не мёрз, согрела так‒то баня.
Сейчас «хнычков» увижу дивных!
Но детский ум – то мир наивных.

Примчал!.. «Хнычков» ‒то и не видно,
Ни одного… Ах, как обидно!
Скривились губы… Слёзы в глазках…
Так вмиг пропала чудо‒сказка…

И я побрёл вспять, вон рыдая…
А вкруг погода ледяная.
Вошёл я в баню, и деданька
Сказал мне: «Плакать перестань‒ка,

И верь, мой миленький внучочек,
Ты их узришь в другой разочек».
Я рассказал о горе дома.
Бабанька, мамка с мощью грома

Вдруг речь‒отчитыванье грозно
Вонзили в дедыньку: морозно,
Мол, на дворе, тебе же шутки!
И долго крякали, как утки…

А я в «хнычков» поверил сразу
И бани ждал вновь – нету сказу! —
Чтоб нагишом примчаться к речке,
Где – точно! – будут человечки,

И я возьму их всех с собою,
Заняться с ними чтоб игрою.
Но каждый раз я хныкал снова,
Надежды ведь ко мне обнова

Не попадала счастьем в руки,
Хнычки же были, скорби муки…
Вот так и стал я закалённым,
Ядрёным, крепким, не солёным.

«Хнычки» же в памяти доселе,
Как вспомню, сдерживаюсь еле,
Чтоб смехом вдруг не разразиться!
А это жизни ведь частица.

Так закалял меня деданька,
И помогала в этом банька.
Не посмотрел «хнычков» умильно,
Зато своих имел обильно…

И вот к концу зима. Сугробы
Спешат вон прочь, весне дать чтобы
Не до колен в снегу дорожку,
А чистя путь ей понемножку

До самой миленькой землицы,
Цвели цветы чтоб, пели птицы,
И солнца печка чтоб пылала,
Ручьи бежали вдаль не вяло,

Была всего‒всего активность,
Стремились в рост растенья, живность,
Самим бы жить и дать потомство,
Чтоб с счастьем было всем знакомство,

Не знали б горя и невзгоды —
И так подряд всей жизни годы.
Был всех детишек ум затарен
Быстрей пробраться в стан проталин,

Собрать сухие там былинки
И жечь костёр – лети, искринки!
Дымки костров – ах! – восхищали,
И радость всех неслася в дали…

К нам во дворах рвались собаки,
Ребёнок друг ведь был им всякий,
Замест родного даже братца,
Хотели прыгать и лизаться!