Инна Фидянина-Зубкова - Маленькие былинки от Инки. Сказочки стишочками

* * *
Скачет конник ратный,
плачет конь крылатый:
«Я хочу к кобыле,
воротись ка, милый!»

А на небе то ли месяц, толь луна.
Чувствую я, люди, что схожу с ума.

Плыли, плыли мужики,
так, обычны рыбаки,
но вдруг разговорились, расшумелись
руками размахались, переругались!
А повод то был пустячный – спор великий
о великане безликом.

– Какой такой БОГатырь, как наши?
– Не, наши то краше:
деревенски мужики
и сильны, да и умны!
– Нет, тот повыше,
чуть поболее крыши!
– Врёшь, он как гора,
я видел сам БОГатыря!

– Да за что вы БОГАтыря ругаете?
Сами, поди, не знаете:
шеломом он достаёт до солнца могучего,
головой расшибает тучу за тучею,
ногами стоит на обоих китах,
а хвост третьего держит в руках!
Вот на третьем киту
я с вами, братья, и плыву!

Тёрли, тёрли рыбаки
свои шапки: – Мужики,
уж больно мудрёно,
то ли врёшь нескладёно:
наш кит, получается, самый большой?
Почему же не виден БОГатырешка твой!

– Потому БОГатырь и не виден —
народ его сильно обидел:
сидят люди на китах,
ловят рыбу всю подряд.
А БОГатырю уже кушать нечего.

Вот так с байками и предтечами
мужики рыбачили
и не бачили,
как история начиналась другая
про огромную рыбу-карась.
– Вот это про нас!

Помолилась я солнышку ясному,
помолилась закату красному,
помолилась иве плакучей,
помолилась сосне колючей.

Зарубила я чудище злое —
завалила Змея дурного
о семи головах,
о семи языках,
о семи жар со рта,
два великих крыла:
отлеталась гадина —
пахнет уже падалью.

Ты прости меня, мать,
что пошла я воевать;
ты прости меня, отец,
что растёт не пострелец,
а сила, силушка
у дочери Былинушки!

*
Старый, старый ты козёл,
сам Былиной дочь нарёк.
Как обозвал, так повелось:
она дерётся – ты ревёшь.

*
Сейчас помолится,
за меч и в конницу:
доскачет аж до Урала,
тунгуса там повстречает.
Вернётся брюхатая.

Огреет соха твоя
по её пузу —
не дождёшься тунгуса
и ни какого другого внука.
Наплачетесь вы со старухой!

А дочь родная Былина
лет под сорок доспехи снимет
и ваши грехи уже не замолит.

Кто же с этим поспорит?

– Оротай, Оротай, Оротаюшка,
пошто пашешь от края до краюшка
нашу Русь такую раздольную?
Ты мужицкую душу привольную
не паши, Оротай, не распахивай,
ты сохою своей не размахивай,
дай пожить нам пока что на воле,
погулять на конях в чистом поле!

Вздохнул Оротаюшка тяжко,
пот холодный утёр бедняжка
и кивает башкою аршинной:
– Ах, богатырь былинный,
пока ты на коне катаешься,
шляешься да прохлаждаешься,
плачет земля, загибается,
без мужика задыхается! —
и дальше пошёл пахать
от края до края Русь-мать.

Богатырь былинный задумался:
«Землю нужно пахать, но не думал я,
что от края до края надо её испохабить.»
– Ах ты, пахарь похабник! —
и пошёл мечом на Оротая.
Осталась лишь горка крутая
от нашего Оротаюшки.

Так пахать или не пахать: как вы считаете?

Соловей, Соловей,
ты не пой, ты не пей
больше положенного,
ты не делай нашу жизнь, без того сложную,
ещё хуже, ещё сложнее,
не свисти над головой, бери левее.

Вот поедет на тебя Илья Муромец
да зарубит он тебя, яко курицу,
привезёт до нас он твою голову
и отдаст на съедение злому борову!

Слушал, слушал Соловей да ухмылялся,
как народец глупый бахвалялся!
Посидел, подумал да как дунет,
свистнет, крикнет, ноздрища раздует
и сметёт полсвета – пол деревни!

Сдует мужиков, те скажут: «Верно,
верим, Соловей, тебе разбойник,
(и когда ты будешь уж покойник?)
ты у нас на свете самый мощный!
А мы чё, мы хилы, яки тощи.»

Но на этом сказка не кончалась.
Туча над деревней собиралась,
туча грозная, похожа на Ильюшу —
Муромец нагрянул грома пуще:
«Где разбойник Соловей?»

А народ ему: «Не пей
больше положенного,
жизнь у нас тут без тебя довольно сложная.
Ты, Ильюшенька, на свете самый мощный!
А мы чё, мы хилы, яки тощи.
Нас сживает со свету Соловушка.
Защити, буйна твоя головушка!»