Валентин Сорокин - Ты моя

Чтобы ты склонялась и шептала
Имя позабытое мое.
Мгла страну родную расшатала,
Виснет у околиц воронье.

Я одну люблю тебя и снова
Говорю: «Душа моя чиста!..»
Я тебя целую или слово,
Так я пьян – не оторвать уста.

Нас не очень жалуют в европах.
Горизонт не станет голубей.
И не зря цветет на русских тропах
Огненными вспышками репей.

Мороз, еловые иголки
Да птиц петлистые следы…
А ты сейчас в низовьях Волги
Встречаешь тающие льды.

Молчит река, течет устало,
И знает лишь одна заря,
Что синью северных кристаллов
Хранимы южные моря.

Вернешься ты, еще красивей,
Беречь и утешать любовь,
Серебряной пургой России
Позвать грозу и ливень вновь.

В краю, былинном и нехмуром,
Где палисадник, там и сад,
Саратов это или Муром,
Рязань иль Сергиев Посад:

Золотокупольные струи
Весной…
А в зиму, посмотри, —
Взлетают наши поцелуи
Огня́нные, как снегири!

Соловьи звенят и славят лето,
Весь живой и пробужденный лес.
И сверкает колесо рассвета
Спицами по синеве небес.

Наклонись ко мне и мир послушай,
В час признанья кто не знаменит,
Если жизнью скованные души
Из долины просятся в зенит?..

Буду целовать тебя до полдня,
Ну а с полдня буду отдыхать,
Свято зная и, конечно, помня —
Скоро надо сеять и пахать.

Пусть страданья голосом столетий
В нас кричат, но никогда не лгут.
И, пожалуй, завтра наши дети
По родным цветам не побегут.

Зреет рожь, да серебрится мало,
Травы подняты,
да не густы,
Где заря бедою отпылала,
Там взлететь пытаются кресты.

Мы еще не смеем помолиться,
А уж поступь истины слышна,
Потому и звездный свет струится,
И за этим лесом – тишина.

Свинцовые ветры поют над страною моею,
И к нашим границам толкает дивизии Запад,
Мой Кремль ненаглядный,
на площади вновь я немею,
Отбросив ползущий
предательский рыночный запах.

И голосом горя кричат колокольно куранты,
А мы, закаленные
в дерзком победном горниле,
Как ту Атлантиду вознесшие к небу атланты,
Россию родную на камни вчера уронили.

Любимая, слушай, мучения так бесконечны,
И дома покоя не знаю я даже с тобою:
Я месяц усталый, мне двигаться вечно и вечно
Над миром погибшим
в пространство его голубое.

Мы, пленные торга кровавых растлителей эры,
Целуемся молча и молча в ночи пропадаем,
За нами с экранов недрёмно следят люциферы,
Мы лица их вряд ли теперь на пути угадаем.

А бесьи копыта стучат по гранитной брусчатке,
Беда нависает и нас истребляет большая,
И главный преступник
пять лет не снимает перчатки,
На зверью охоту из Спасских ворот выезжая.

Мой Кремль ненаглядный,
пленённый с великим народом,
А мы-то с тобою пленёны, пожалуй, с рожденья,
Но Царь поднебесный готовит возмездье
уродам
Грозою и бурей —
молитвами освобожденья!..

За окошком не лебяжью стаю
И не звезды высеяла тьма,
Это задержалась, пролетая,
На весенних яблонях зима.

Как же мы не встретимся с тобою,
Если маем разбудило высь,
Если белое и голубое
За зеленым полем обнялись?

Ничего мы, оба, не разрушим,
У тоски недружелюбья нет,
Потому струится в наши души
Белый, белый, лебединый свет.

Я скажу и не дождусь ответа,
Только чуть расширятся глаза, —
Ведь от света золотеет лето
И грозой качает небеса.

На пиру страстей неистребимых
Ревностью остывшим не помочь.
Привкус крика на губах любимых
И в зрачках неистовство и ночь.

Обниму, нахлыну ли, прильну я,
Словно ливень, полоня траву,
Так, что даже кофточку льняную
Я опять – над сердцем разорву!..

Я не прозреньям тайным удивился,
А на заре кричали журавли…
Они кричат, а я ведь не родился,
Хоть яблони у окон отцвели.

И на тропе вчера, у поворота,
Я целовал тебя и говорил:
«Я не родился, это кто-то, кто-то
Мне жизнь свою и память подарил!»