Михаил Чевега - Жизнь замечательных

сейчас тоже грех жаловаться,
если только на пробки.
ведь как ни крути, а двушка.
евроремонт,
две дочки,
велосипеды,
фирма своя,
машина,
жена-поручитель,
всё
всё
нормально.

осенью, в октябре,
когда пляжи пустеют, и считается: не сезон
(почему-то мало кто знает,
что это лучшее время, чтобы ехать на море), —
аквапарк закрывают.

ещё только два-три дня
будут давать напор, чтобы проверить
на зиму агрегаты,
что-то почистить, подправить…

в это славное время
григорий и панавиди зовут на праздник
прощания с летом.
и вот:

мы идем через поле,
жёлтое от жары.
пахнет сухими цветами.
вдали над морем
знойный слоёный воздух.
ласточки, самолёты.

на стоянке уже машины:
белая – санина,
абрикосовая – кристины.
кабриолет бакурадзе,

а вот и он сам:
выгружает ящик сухого без этикеток
(такое нигде не купишь).

все седлают шезлонги:
очки, бейсболки.
сигарета между коричневых пальцев
кажется белоснежной.

горки работают:
циклон, гидромёт, волна, —
никто не толкается,
не лезет без очереди —
катайся сколько захочешь,
но никто не спешит.

начинает смеркаться.

гриша читает по громкой
какой-то рэпак.
чей-то смех.
кто-то уже целуется в детском бассейне,
куда ветер успел нанести
листья каштана

горы вдали краснеют.

продолжает смеркаться.

бакурадзе на баре
делает двадцать четыре коктейля Б-52,
поджигает и запускает в воду.

как стеклянные головы,
объятые пламенем,
они плывут в темноте.

огонь
переливает из синего в жёлтый.
из жёлтого в синий.

но никто не торопится.

на мосту через Яузу залюбовался закатом и вмял бампер «королле».
из «короллы» вышли две шамаханские, закололи
глазами.
раззвонили.
сказали —
пребываем в большой печали.
на Ярославке. в начале.

подошел постовой, козырнул, улыбнулся в густые усы.
произнёс:
– Дорогие товарищи женщины, ну не всё же призы, да тузы!
вот что, Ольга, Мария и (взглянул на права) Андрей,
верьте речи моей!
Неспроста сегодня столкнулись здесь автомашины ваши.
Вдруг случится – Андрей сделает предложение Маше,
а, быть может, другое начертано вам судьбой,
и остаток жизни Андрей проведет с тобой,
Оля.
Ведь на всё Божья Воля!

завершался один из прозрачных осенних дней.
закат
скрашивал акведук.
и стоял на мосту потерявший дар речи Андрей,
выбирая из двух.

освободили вагоны, а поезд поехал дальше
к ольге, марие, даше.

туда, в прохладу тоннеля,
где катя, наташа, эля,
мохито, пинаколада.

– Вот ведь, Василий, какая у нас команда
подобралась!
Вот ведь, Вась,
какие помощницы машиниста!
И куда здесь жениться,
когда такая команда…

на голубой рубашке помада,
а ещё целоваться
возле надписей
«не прислоняться» «не прислоняться».

над проезжей частью 1-й Тверской-Ямской
летала купюра номиналом сто евро.
как человек мирской,
я с первого взгляда верно
определяю подлинность данного номинала.

а купюра кружилась, туда-сюда летала,
и на солнце блестела полосочка из металла…

100 евро. нам бы с тобой хватило
посидеть, где напиток горяч и еда чудо как хороша.
100 Ђ. не так уж мало.

но ни одна душа
из машины не выходила,
пиджаком её не сбивала,
словно бабочку в луговой полосе,

точно думали все,
что происходящее мнимо.
и проезжали мимо.

и я проехал как все.

позвонила галюня с четвертого этажа:
– нож, – сказала, – возьмите,
а то у нас нет ножа.
и давайте быстрей,
а то я уж всем разли́ла.
баланс годовой сдала,
как голову с плеч свалила!

на столе у галюни: текила,
капусточка,
банка краба.

хорошая галя баба.