Павел Алешин - Ветер. Книга стихов

Память.

Это не листья сейчас шелестели,

это память,

ее осколки, ее пепелинки

кружились, кружились

и – вдруг, ни с того, ни с сего —

остановились, застыли

в воздухе.

(Ветер молчит)

Там, где сердце, звенели грядущие ночи

их нечаянным счастьем, водой золотой,

там, где сердце, и прошлые ночи звенели

их отчаянным счастьем, морозной луной —

там грядущий наш ветер, как новые, помнил

неземные в подлунной метели снега,

там и прошлый наш ветер предсказывал, верил,

засверкают что морем у гор берега.

Там, где сердце – как веер, порыв и дыхание,

где жасмины и жимолость, сны жакаранд,

там, где сердце – как песня любовного знамени,

где объятье – не камень, а слов бумеранг,

там, где сердце – волна, горе смывшая радостью

(оттого эпилог превратился в пролог),

там, где сердце – гора, опьяненная пламенем,

там, овеянный нежностью, путь наш пролег.

Аллилуйя лазури, губам твоим, свежесть!

(этой хрупкости бабочки, тонкости рук)

Аллилуйя рассвету, и, полночь, тебе аллилуйя!

Там, где сердце, – не будет ни мук, ни разлук.

Сердце раньше было оловом,

стало – золотом.

Ты, мой ветер, стала словом,

поворотом —

от рассеянности к звездности,

от печали к радости.

Те, кто звались счастьем гости,

стали страстью.

Ты – мой ветер, нежность.

И ветер. Ты спишь, осененная ночью,

порою – луною и вечно – любовью,

как прежде – закатом, как вскоре – рассветом,

проснувшись, моею ты будешь и – небом.

И ветер. Его беспричинная воля.

И воспоминанья грядущего моря,

и дождь, и малиновых молний осколки,

и озера всплески, и кроткие вздохи.

И ветер. И сон твой, твое пробужденье,

и тело в закате, и взгляд на рассвете,

и сердце нагое, что слышать желанно,

и где бы то ни было вечное танго.

И ветер, и сердце любовью нагое.

Твое пробужденье и слов моих море.

Море у ног моих, и соловьи

заплетают полетами-песнями мое серебро,

радужное мое серебро.

Руки мои —

отблески волн и луны,

позолоченные полднем.

Путник, постой, оглянись и прислушайся

к морю и к ветру,

к моей тишине.

Путник, прислушайся —

ты

сможешь услышать себя.

Эрос и Эос, и шелест камней, ускользающий в пальцах,

женское тело в гекзаметрах волн.

Вся ты была поцелуем и с тем разлилась поцелуем

страсть имена раздавать —

называть эти камни, и волны, и солнце, и женское тело,

ветер, тот ветер, что спит в парусах —

белых, серебряных, нежных и снежных, в далеких вершинах,

дремлющих облаком гор.

Эрос и Эос, и волосы вьются твои в этом солнце

лунным оттенком олив.

Боги здесь жили и будут здесь жить. Обнаженное тело

вечное, женское – в шелесте волн.

Мне хочется, чтобы это пел соловей —

эта птица, звенящая где—то в оливах.

Все бессмертное, смертное в песне развей

в кипарисовых рощах, в прозрачных заливах.

С этой песнею слиться, взлететь по горам,

и небес серебристых коснуться,

бросить взгляд великаний на маленький храм

и волною морской обернуться.

Пой рассветную песню, осенний певец!

ту, что вечна и неповторима —

из которой сплетается солнца венец,

ту, что слышится в дантовых rime .

Мне хочется, чтобы это пел соловей,

эта вечно бессмертная смертная птица.

Оливы и кипарисы

горы

заросли дрока желтые ирисы

Оливы и кипарисы

море

целует заливами землю

и в ней пробуждаются горы

Жасмин и сон. И копья кипарисов

возносятся огнем зеленых нот.

И небо смотрит в море с удивленьем,

как в зеркало, которое себя

поэтому воспринимает небом.

Поет песок под легкими стопами

идущей в танце женщины нагой —

неведомо куда всегда идущей.

И волны изумрудные ей – дом,

и звезды, так мерцающие ночью,

что виден свет их в нежном взоре днем.

А горы спят, баюкает их солнце,

и рощи спят, баюкает их ветер:

оливы в них осыпаны луной.

Шелест листьев, созвездий зеленых, мерцающих в тающем солнце.

Шепот крыльев. И имя печальное осени эхо венчает.