2011 г.
У учительницы младших классов Нины
Ногти в лаке и напудрен нос рябой.
Ей сегодня не смотрины – именины,
И детишки поздравляют всей гурьбой.
У учительницы младших классов Нины
Поздно заполночь погашена свеча,
И отмерен ей зарплаты рубль длинный:
На помаду, на конфеты и на чай.
У учительницы младших классов Нины
Под ресницами тепло и бирюза,
А в эту ночь её глаза – аквамарины,
От которых отрывается слеза.
И купаются в ней лебедями двойки,
И квадраты превращаются в круги.
А потом она дотянется до койки
И забудет про зарплаты и долги.
У учительницы младших классов Нины
Все – от ласточки до певчего сверчка.
И доска за ней черней, чем гуталины,
Пишет: «С днем рожденья, Ниночка!»
И когда к груди притянет все букеты,
И расставит в банки все до одного,
Вдруг захочется давиться сигаретой —
Не хватает только от него.
Ах, Нина, Ниночка, Нинель…
Страна направит и заплатит.
Есть три пути: один на паперть,
Другой – на сирую панель.
А третий, Ниночка, Нинель?
Душа кричит истошно: «Хватит!»
Но дети празднуют капель…
Ах, Нина, Ниночка, Нинель.
1999 г.
Не тронь гантели, Клара —
Тебе еще рожать! —
Не надо этим марам
В журналах подражать.
Ты, видимо, забыла,
Что «торс» – не значит «бюст»,
И что избыток силы —
Не есть избыток чувств.
Не надо, Клар, железа
И в три обхвата грудь —
К тебе и так не лезут,
Ты это не забудь,
Что в Древнем Риме бабы,
Хоть с гирей не дружны,
Хоть телом были слабы,
Зато в любви нужны.
А ты забыла это
И превращаешь дом
В отвалы вторчермета,
В сплошной металлолом,
Пуляешь эти ядра,
Метаешь молота —
Ах, Клара, нам не надо
Такая красота!
Соседских-то лелеют
И холят мужики,
И все меня жалеют —
Мне это не с руки.
И сравнивают хмуро,
Чуть только подопьют,
Мою с твоей фигурой —
Того гляди, побьют.
А взять твои подруги —
Таким не крикнешь: «Цыц!»
Надень на них подпруги —
Ну, чисто – жеребцы!
Они-то не за мужем,
Им, по всему видать,
Мужик не больно нужен —
Им с гирей благодать.
Меня же балерины,
Неровен час, прельстят —
Хожу, как на смотрины,
Один в Большой театр.
Там насмотрюсь – убиться. —
А как приду домой,
Пощупаю твой бицепс —
И весь как неживой.
Ну, что ты за подруга?
Ну, что за красота?
Тебе быстрей кольчуга
Подходит, чем фата.
Чугунная булава
И прочий инструмент.
Ах, Клара, моя Клава,
Прости за комплимент.
Во сне и то нет сладу,
Кидает в дрожь и пот:
Ко мне, как к спортснаряду,
Любимая идет.
В одиннадцать подходов
Берет меня на грудь…
Не дайте стать уродом,
Спасите, кто-нибудь!
1986 г.
Все равно этот час настанет,
Мы простимся с тобой и, вот, —
Даже парой одной не стали,
Просто даже – наоборот.
Попрощаемся и уедем —
Мало ль разных на свете стран, —
Будем жить с тобой как соседи,
Но уже через океан.
В журавлином большом полете,
В белых крыльях укором – весть:
То, чего на земле не найдете,
В синем небе не значит – есть.
Что искали в заморской дали,
Что уверили в облаках,
Так и знайте: вчера держали
Так привычно в своих руках.
Летит по небу белым-белым журавлем
Живое одиночество
И кличет: родину за все благодари
И небо возвеличь.
Что все мы встали на крыло и улетим,
А улетать не хочется.
И потому так грустен этот клич.
2011 г.
Пароход в закате белый-белый
Резал тишину гудком,
А у борта в синей плес глядела
Девушка с цветком.
В трех шагах стоял я и украдкой —
Хоть одним глазком взглянуть, —
Как ей ветер гладит-треплет прядки
И ласкает грудь.
И цветок в крутом каком-то галсе
Ветер вырвал и – ко дну.
Я, конечно, в смех и врал, и клялся,
Что за ним нырну.
Был цветок собой красивых краше
И к наряду был весьма,
А она сказала: был не ваш он,
Я бросила сама.
В омуте бездонном и бездумном,
Тот, что тишиной кричит,
Мне она плясала, вторя струнам,
Пламенем свечи.
И вязали шею руки-змеи,
И как молот било в грудь
Маленькое сердце милой феи,
Пробивая путь.
Ни пепел-мел, ни копоть-сажа,
Ни тихих омутов вода
Уже, конечно, не расскажут,
Что было с ней и мной тогда.
Ни губы – в кровь, ни мысли – в клочья, —
Ни запалить, ни истолочь, —
Что между нами было ночью
В одну-единственную ночь.
Читать дальше