Александр Новиков - Стихи. Песни

Коль целый хор лысеющих мужчин
Кричал: «Длинней подол и круче ворот!..»
И миллион таких еще Марин
Ему назло с ума сводили город.

Бежали мы, Мариночка, на выставки картин
В аллеи, где художник чист и беден,
Где не сумеет высокопоставленный кретин
Угробить скрипку глупым ором меди.

Там на маэстро клифт с потертой фалдой,
Но сколько ты ему ни заплати,
Не нарисует женщину с кувалдой
На стыках паровозного пути.

Ты выросла. Все вынесла. А мой гитарный бой
Сыграл поминки дикостям запретов.
Мариночка, как нужен был твой с вырезом покрой
Для первых бунтовщических куплетов.

Прости меня теперь великодушно —
Я ни один тебе не подарил, —
Хотя б за то, что самой непослушной
Была среди бунтующих Марин.

Я дома у Маэстро
Пью чай и дую сгоряча.
И рухну ниц на кресло,
Когда смычок сорвется от плеча.
И скрипка, за три века
Не раскричавшая души,
Луне поднимет веко
И тишину растормошит.

Я дома у Маэстро
Из трубки пробую табак.
Молчит, не скрипнет кресло,
И кольца дыма вязнут на губах.
Смычок все чаще, чаще,
То плача, то смеясь, то злясь…
Маэстро – настоящий.
И настоящий князь.

Я дома у Маэстро
Гоняю водку над столом.
Я с ним, как в ходе крестном,
За скрипкой этой лезу напролом.
Склоняюсь над гитарой,
Смычком его крещен.
Маэстро ведь не старый,
Мы поживем еще!

Я в полночь по столице
Уйду, сжимая воротник,
Чтоб в тишину ввалиться,
Как в бухту после шторма бриг.
Простимся на улыбках,
Он в гости снова позовет.
И горько мне, что скрипка
Его переживет.

Милосердная сестра,
Излечи нас, иже спятим.
Словом Веры и Добра
Поднеси нам крест с распятьем.

Дай нам Слово. Слово – бог.
У казенной койки нашей
Не заглушит стук сапог
Тихой поступи монашьей.

Да отвадит боль от ран
Жест послушницы всесильной,
Чья душа – уже есть Храм,
Лучший Храм на всей России.

И раскаянья искра,
Может, вспыхнет в нас, как пламя.
Милосердная сестра,
Дай нам Веру. Веруй с нами.

За этой девочкой скакать хотело лето,
Рвать удила.
Плясали волны в сто рядов кордебалета
Там, где плыла.

А в небе жило любопытно и бескрыло
Облако-зверь.
И самым сладким золотым крючком водило
Следом за ней.

И был над всем еще волшебный нощно-денный
Слепой удав,
Что нас так с этой летней девочкой сплетенно
Душил тогда.

Как тень ходил-бродил,
Ловил ночной кураж, —
Из нас из двух – один —
С той девочкой мираж.

Мне в детстве так хотелось папирос,
Но за прилавком злая тетя Зина
Упорно говорила: «Не дорос!» —
И прочь гоняла нас из магазина.

Нам было западло поднять бычок,
А своровать – недоставало духа.
Нас выручал один фронтовичок,
Подслеповатый и тугой на ухо.

Он нам давал, бывало, не одну,
И так волшебно звякали медали,
Что нам хотелось завтра на войну,
Хоть мы в глаза войны-то не видали.

А поиграть в нее, задрав портки,
Не позволяла школьная опека.
И мы клевали у него с руки
За гильзой гильзу горького «Казбека».

Так время шло, сжигая каждый час,
Семнадцать лет настало под гитары.
Он почему-то помнил только нас,
Хоть мы свои носили портсигары.

Он закурить нам больше не давал
И потемну в гитарном горлохвате
Ни поперек, ни в тон не подпевал —
Сидел курил, как будто на подхвате.

Скумекать было нам не по уму,
Спросить бы раз – не надо дважды в реку —
Чего ж так горько курится ему,
Что поделиться хочется «Казбеком»?

В руках его наколочная синь
Нас ни теперь, ни в детстве не пугала.
Нам ничего не стоило спросить.
Но он молчал. А время убегало.

И как-то раз растяпа почтальон
Случайно синий ящик перепутал,
И все, что должен получить был он,
Попало в руки запросто кому-то.

Потом еще кому-то. И еще.
Казенный бланк и текст без кривотолка,
Что он не враг, что он уже прощен —
К тому печать, синее, чем наколка.