Александр Новиков - Стихи. Песни

Рвись, молись, беленись в запарке,
Ключ от райских не жди дверей —
Это лучше, чем в зоопарке
За стеклом посреди зверей.

А откроют ворота ада,
Призовут через дым кадил —
Мне грехов отпускать не надо —
Грешным делом я – крокодил.

Он не хватает мелочь, он по-крупному питается,
А зубы стиснет – из зубов никто не вырывается,
А плачет – никому знать не дано, что у него в груди.
И боком он не ползает, и задом он не пятится,
И клеткой или шкурой он когда-нибудь расплатится —
Раскроит на меня ее портной.
И вот я – крокодил.

Сохла над диваном у нее на стене гитара.
На окне цветы, на душе цветы бредили дождем.
И глазело зеркало в диван: ах, какая пара!
Пара – ты да я, пара – ты да я.
Ты да я вдвоем.

Запускала кольца в потолок томно сигарета,
А на них верхом про любовь слова улетали прочь.
И лежали сложены мы с ней, словно два билета
На один сеанс, на большой сеанс под названьем «Ночь».

И хотела допытаться дверь: долго ли пробуду?
Не останусь ли, не застряну ли в ласковых руках?
Глубоко ли в сердце положу милую причуду —
Крошку, что летать может по ночам в белых облаках.

Спотыкались тени на стене и крались до прихожей,
И шептались в крик, и молчали вслух, и сплетались вновь.
И была поделенная ночь – не одно и то же:
Для соседей – шум, для меня – ночлег, для нее – любовь.

Крошка.
С треском сгораешь, как бабочка на фитиле.
Крошка.
Пляшет огонь. И я в крошечном греюсь тепле.

Каждый лист острием каблучка обходя,
Через зеркало лужи порхая,
Ты уходишь, и вслед то гудят, то глядят:
Кто такая ты здесь, кто такая?

Последит и отстанет последней луна,
Ветер кудри щипнет, пролетая.
Почему ты одна? Почему ты одна?
Кто такая ты здесь, кто такая?

Потерзают и бросятся мысли бежать,
И слова – побрякушками в уши.
Я вчера ее на ночь хотел удержать.
Был не лучше других. Но – не хуже.

А сегодня могу посчитать по всему
На дороге случайной прохожей,
Что раздеть догола не дано никому.
Если только сама не поможет.

Ну вот и всё. Хандрой отмаялась листва.
Ее метла пинками мечет в кучи.
Но, глянь, один листочек злополучный
Еще не брошен ветру в жернова.

Не постарел еще? А может, страшно – вниз?
И оттого трясет, как в лихорадке?
В кору вогнав по щиколотку пятки,
В последний раз – его эквилибрис.

Попридержись, циркач осенний, не сорвись,
Дождись, когда арена станет белой.
Я, как и ты, мечусь осатанелый
И без конца заглядываю в высь.

Когда же снег? Когда пожухлые цвета
Накроет залп снегов, и с них – довольно?
Тогда, пожалуй, можно добровольно
Слететь замерзшей бабочкой с куста.

Чтоб кувырком, как шут, барахтаясь-крутясь,
В её окно ударить и с досадой
Вдруг заорать: неужто вы не рады,
Что выпал снег, что я не втоптан в грязь!

Что я лечу, что я покуда не упал —
Ведь, завтра мне до окон не подняться —
Седая хмарь меня запишет в святцы,
Освищет ветер мой осенний бал.

И понесет меня с карниза на карниз,
И будет бить о каменные стены,
Крича мне: ты – простой, обыкновенный,
Бессовестно прорезавшийся лист!

Ложись же в снег, циркач бульварный, дворовой,
Не доводи старуху до падучей! —
Листва давно послушно сбилась в кучи,
Попряталась, укрылась с головой.

Довольно с них. Пускай судачит воронье.
Давай, листок, в стекло к ней постучимся.
Минуту, две… Простимся и умчимся,
Разбросанные, каждый за свое.

А после нас замрут ледяшками слова,
Что нынче – снег. Что вовсе нам не грустно.
Решим на том, что в этом доме – пусто.
Все сожжено до углей, как дрова.

Ну вот и всё. Хандрой отмаялась листва.

Она несла себя легко,
Как белый парус по толпе.
Толпа сворачивала головы ей вслед.
Но ни о чем и ни о ком в губах ее висел напев,
И разминуться было б нам – так нет.

Все было так. Все было здесь.
Так романтично и давно.
Все как под музыку из глупых оперетт.
И про меня, и про нее – все оборвалось, как кино.
Нам посмотреть его хоть раз еще… Но нет.