Екатерина Буглак - Сны Русалок

Я ничего не прошу.
Я не за что не борюсь.
С недавнего времени даже
Я ничего не боюсь.
Будто стрела через спину
Пронзила мне тело насквозь.
Смотрю я все так же игриво,
Однако не прямо, а вскользь.
Играю и так же танцую,
Руку худую подняв.
Но уже не сужу я другую,
На которую ты, променяв
Меня, тут осмелился слушать
Речи мои, а впредь
Я не позволю и лучшим
Душу мою отпереть.
Ты же, бродяга удачи,
Скорбь людскую неси.
Больше я не заплачу:
«Господи мой еси!»
Повторяю стократно.
Не встретить бы только тебя,
Еще раз. Не стать мне распятой,
Так беспричинно любя.

Теплый апрельский вечер,
Он вдруг говорит:
«А время и вправду лечит»
И улыбается.
Ты же
Чувствуешь: он пытается, и молча глядишь
В глаза.
Боишься спугнуть птицу счастья, что села
На плечи,
И держишь в руках
Туза.

Нет, это ты в этой
Плечист, речист,
В профиль хорош и мыслями чист.

А в следующей станешь глядеть
На дно бутылки, мыть палубу,
Красть вино.

– Пагубный!

Впрочем везде одно
Тонкое есть одно

Обстоятельство:
Быть твоей- то еще
Обязательство
Знаешь, как выйти замуж за мышь.
Поэтому: встретимся,

И молчишь.

Есть женщины уютные как дом,
Вернуться к ним-такое наслаждение!
Пресытившись всем суетным движеньем,
Остаться, завернувшись, словно в плед.

А есть трактиры, будто на Кузнечной.
Такая рухлядь для заезжих моряков,
А есть вообще заброшенные крыши,
Куда никто не попадает, под их кров.

Есть тюрьмы для мужланов неженатых…
А я – церквушка средь седых полей
И ты как гость, непрошеный, но знатный
Какую зиму исповедуешься в ней.

Как хочется прожить, не проходя границ.
И не пересекать условных нитей.
Не усложнять, не чествовать, не падать вниз.
Не говорить всем попусту «простите».

Как хочется что б сразу «по любви»,
И мыслями себе построив замок.
Замкнуться в нем лишь с тем, с кем не на «вы»
Оставив слишком гордых и упрямых.

И хочется ни к кому принадлежать:
Не быть ни правым, ни антисемитом.
И партии лихой не послушать.
Ни православным слыть, ни кришнаитом.

Не спорить и не обсудить, не мнить
Себя пол- жизни тем, кем не являлся.
Не чокаться, с предателем не пить.
Не плакаться о тех, кто представлялся

Мне ангелом. А вышел мне никто.
Не сплетничать, не чувствовать тревоги.
Надвинув бушлат старого пальто,
Идти спокойно по своей дороге.

Не быть политиком, лгуном, не изменять
Себе, семье, стране и поколению.
И не стараться жизнь прожить «на пять»,
Сопутствуя чужому мнению.

И хочется, чтоб не стыдиться вдруг,
Своих грехов вчерашних и ошибок.
Не выбирать и не друзей, и не врагов.
Воспринимать как книгу жизнь, а не отрывок.

И, растворившись в ней, в гармонии с собой,
Простить, что даже если и не вспомнят.
Тебя в истории. Вот он – земной покой.
Я знаю, Вы поймете тут, о чем я…

Сонные веки ниже самих ресниц,
Синий взгляд на поля, не знающие границ,
Чай и молчание в облака,
Напоминающие Биаритц.
Но отчасти…
Все это есть путь к такому простому счастью!
К коему летишь, сломя копыта, неделями,
Ждешь, когда будешь дышать
Воздухом, соснами, елями.
И никуда не бежать.
Поднимать кружку какао,
Со сладким.
Целуясь с бесконечно выбритым,
И бесконечно гладким
Мужем.
Спать. Спать. Даже днем.
Обнимаясь. И не поднимаясь на ужин.
Звонить, приглашая в гости.
Палец макать в варенье.
И, видя детей снующих,
Лишаться начисто злости.
Держа мысль лишь одну в голове:
«Воскресенье».

Не читал «Капитанских дочек»,
Целовал между тонких пальцев.
Суждено тебе черной строчкой,
В моем сердце пятном остаться.

Пятном между первым жестом,
Наклонившимся отворотом.
И последним влюбленным мужчиной,
Поджидающим за поворотом.