Екатерина Буглак - Сны Русалок

Думаю ли я о тебе?
Нет.
На пустынном пляже, за белым вином,
В обед.
Поправляя вышивку пальцем на платье,
Глядя на чайку или на кофе дуя.
Или садясь в кабриолет,
В миле от старого Генуи.
Нет.
В вагоне тесном пропитанном гарью,
Вдруг.
Не вздрагиваю и не озираюсь
Вокруг.
Обмакивая краем багет в масло,
Приподнимая чулок так, чтоб не смог
Порваться.
Гладя собаку, ложась в подушку
Лицом.
Споря до красноты с искренним
Подлецом.
Свечи свои задувая,
Касаясь пальцем песка.
Губами ловя виноградину,
Насколько ветка низка.
Смотря на волны, целуя волосом ветер,
Встречая в пледе теплый майский вечер.
Глядя в толпу в баре полупустом,
Обнимая розы охапкой, целым кустом.
Плача, смеясь, торжествуя,
Ключицы трогая, ребенка,
Целуя в щеку. Или,
Разглядывая ракушки на
Полупрозрачном дне.
Нет.
Я не думаю.
Я не думаю.
Я не думаю!
О тебе.

Бывает не сплю на жестком полночи,
И в голове выбираю билет,
На дальний-дальний,
Гораздо южнее Сочи
Беспутный, но счастливый такой побег.

И, в принципе, я есть переход
К песку морских волн, соли, тепла и ветра.
А избранных тянет туда, где одиноко.
И трепет нервы,
Лишь парус далекий белый да неразговорчивый грек.

Я дитя твоих желаний,
Одиночеству жена.
Опрометчивость признаний,
Недоверие ума.
Нас пронзило через души, и,
Насквозь яд пропитав,
Каждый стал вдруг равнодушен,
Чуждость к близкому познав.
И пуста теперь в столовой
Скатерть, холодна постель,
На замка три закрываю
Прохудившуюся дверь.
И, прижав к ключицам руки
«О, мой самый милый друг!»
Напишу я на открытке.
И пошлю тебе так,
Вдруг.

Невыносимо белая дорога.
Чист ум, воспоминания, но утрат
Количество пронзает как тревога,
И сердце душит в миллионы крат.

И календарь оповещает: третье марта!
А в голове сто тридцать третье ноября.
Глазами пожирая зиму жадно,
Молюсь, чтобы увидеть в ней тебя.

Но пусто. Только снежная равнина.
Черты берёз, будто их взяли под конвой
Проносятся. И жизнь вся моя мимо.
И голос чужд. А голос должен был быть
Твой.

Ты приснилась мне в ночь на четверг,
Одетая в такой нелепый розовый свитер,
Посмотрела так, будто прошёл целый век.
И завыл за окном очень сильный февральский ветер.
Я поёжилась зябко:
«Что надо тебе в стране
Моих мыслей и грёз?
Слонов шатких и океана»
«Смотри -ты ответила
Мы же на самом дне,
Ниже тина лишь
Зябью что слаще дурмана кальяна
Она…» И тряхнула белой копной:
«Ты мечты предаешь, как будто играешь в кости!»
И я, чувствуя что горло залито водой
Задыхаться стала от необъяснимой злости..
«Ты нас предала! Предала ты и его!
Он всё так же ищет..» и указала наверх
«Это сон всё..» – сказала я, хоть и далось нелегко
«Теперь возле меня совершенно другой человек
«Как живёшь?» – я спросила,
«Лучше некоторых, а ты хочешь видеть меня?
Давай же видеться впредь!»
«О нет» – задохнулась я,
И вдруг оказалась я на берегу.
А на реке календарь, но числа его обратно
«Считай же дни до дороги, по которой ты снова к мечте,
Пойдёшь преданной»
Усмехнулась тихо. И всё пропало.

Здесь, на северном крае России,
В марте особенно так метёт.
За молчанием и завеями,
Кажется, что ничего не ждёт.

Вместо кос русых, солнца, тюльпанов,
И исписанных ночью страниц.
В самом пустом сидя из ресторанов,
Я глаза опускаю в Baileys.

А на скатерти сложны узоры,
Будто вся моя прошлая жизнь.
И её я потупленным взором
Читаю. Только не вверх, а вниз.

Сверху свинец, на нем галка летит,
И весьма удручаюший вид.
Звенит мелочь и кофе горчит,
Глаз от ветра слезоточит.
Только твид нов,
Остаток весь стар;
Я сворачиваю на бульвар.
В паутину из статуй, ветвей,
К ресторану Тифлис, где ручей,
Из вина раньше тек. Тут замок.
Одинокий фонтан. Островок.
Здесь вот. Сидя с тобою во сне
Вечно лето. Так думалось мне.
Теперь вытереть нос и вдохнуть.
Аккуратно, чтоб не утонуть,
В меланхолии. В мысли о том,
Что ушло с тобой все. А потом,
Запрокинув затылок свой вниз:
Сказать в клин перелетных птиц
«Улетают вон! В дивные дали!»
И вздохнув, про себя проглотить:
«Прости, Бродский, мы все прое@али…»