Маргарита Берг - Когда-то были стихи. Но прошли

Бела жестокость, как листы тетради,
Черна измена, как чернила слов.
Любовь, прости. Зима с тобой не ладит.
Горит свеча. Горят листки стихов.

…На перекрестках книжных страниц,
В переплетеньях ночи и дня,
Отодвигая тысячи лиц,
Мысли твои находят меня.

И наступают, и теребят,
Рушатся звонкой пестрой рекой…
Мир преломляю через тебя,
И постигаю вслед за тобой…

Даже звать не хочу. Я же знаю – напрасно.
Увядает в стакане забытая астра,
Уплывает зубчатый листок по проспекту,
Я иду и ногами гребу неэффектно.
Забывается осень? Возможно. Наверно.
Я отбросила челку немножечко нервно,
Я назад отшвырнула помпончик на шапке,
Я иду через осень по лесенке шаткой.
Тополя расшумелись над нашей тропинкой.
Тополя уважают любовь по-старинке,
Где понять молодежь старикам у обочин?
…Я сама это все понимаю… не очень.
И шумят в тополях золотистые ветры,
Я дышу октябрем и реву незаметно,
Я на слезы сержусь. Ну подумаешь – бросил!
И качая помпон, улыбается осень.

Священный март грядет. Снега седеют.
О, где вы, гордость, холод и покой?
По мановенью марта-чародея
Дыханье жизни чувствую щекой.
И снова что-то знаю по наитью,
Оттаял мир, огромен и глубок,
И вновь сияет, тысячами нитей
Разматываясь, солнечный клубок.

Облака струятся ветром,
Лед гоняют по Неве.
Мы столкнулись незаметно
Головою к голове.
Посмотри-ка, льдины тают,
Застревая под мостом!
Сверху небо нависает
Неисписанным листом…
Этот вечер тих и светел
В ожиданье темноты.
С облаков струится ветер
На безмолвные мосты.
Заливает белый ветер
Городскую акварель.
Бьют часы. На белом свете
Начинается апрель.

Жадный до жизни ливень
Пал на смущенный город,
Страстью впитался в землю,
Нежностью листья смял.
С тучи примчался ветер,
Сам превратился в тучу,
Взвив лепестки пионов —
Я их бросала в дождь.
Тонущие пионы
В ливневой синей туче —
Так я запомню этот
Ливневый странный день.
Как заглянуло в ливень,
И расцвело светило,
Как вдалеке любимый
Поднял к нему глаза.

Мне восемнадцать. Восемнадцать.
А город пахнет, как слеза.
В небесной сини растворятся
Простые синие глаза.
Предавшие, слегка косые,
Холодные, как облака,
Мертвенно-жалкие, простые,
Простые, как моя тоска.

Как дышать смешно и больно!
Я не справлюсь с этой ролью,
Тает, тает, пропадает
Горькой ночи чернота.
Я вернулась к листопаду,
Больше мне весны не надо,
Только б видеть, как слетают
Листья желтые с куста.

И снова вспыхнула земля
Осенним миражом.
Порыв, пронзительный как взгляд,
Дыханье мне прожег.
Куда-то в ветреную даль,
За миллионы шпал,
Унес порыв мою печаль.
А с клена луч упал.

Стрелка судьбы описала круг,
Снова мне дождь в лицо.
Клен, как изогнутый желтый лук.
Осень, в конце концов!
Хватит, в конце концов!

Нет одинаковых дней в судьбе,
Смыты твои следы.
Что же я письма пишу тебе,
Полные ерунды,
Бешеной ерунды?!

Нам с Блоком
Одиноко.
А осень синеока.
А мы по воле рока
Вдали, вдали, далеко
От всех, кто любит нас
Сейчас.

Белый дождь встает, хохотун,
Затуманил домам виски.
Поднимается с мокрых дюн,
Разнося завитки тоски.
Обижается,
Обнажается,
Усмехается белизна,
И просвечивает меж строками.
Небо бледное не узнать.
Небо белое и жестокое,
Как исчезнувшая весна.

По краю облачной реки —
Стрела исколотой руки,
По краю белой пелены
Удары капель не слышны.
Молчит проклятое окно,
Хранить черту оно должно,
В палату неба не пролив.
А Застеколье – только миф…

Белой розой цвета метель,
Улеглась
И предзимняя акварель
Плачет всласть.
Белым жемчугом-ноябрем
Плачет свет:
Все мы, как листопад, уйдем,
Чуда нет.