Иван Андреев - Мысли в рифмах. Избранное

Рядом бродит живая душа, это чёрный лохматый пёс.
До сих пор, я не в курсе, кобель, или сука.
Я не знаю, с каких берегов, его «дух» принёс.
Или точнее сказать, с какого упал бамбука.

Читаю, опять прошлогодний журнал, о футболе.
Пишут: «За год погиб, уже третий фанат».
Снова хочется виски, со льдом. И большого застолья,
но, увы, на обед, лишь из крабов салат.

1997г.

«Неаполь»

В прокуренном баре «Неаполь»,
где пил я джин тоник. Каракуль
седых облаков поднимался,
по трапу на палубу «Марса».

На сцене всю ночь танцовщицы,
крутились, и их ягодицы.
Съедали глазами, как груши.
И море владело над сушей.

Стоял я за стойкой, распятый.
Был вечер, и час был девятый.
Путаны курили у входа.
Хрипел баритон парохода.

Он прибыл сюда из Каира,
под звуки ночного буксира.
Рояль надрывался бедняга,
и выла у двери дворняга.

Я был здесь, смотрящий на море.
Турист, говорящий: «I am sorry».
Снимая роскошную шляпу,
в прокуренном баре «Неаполь».

1997г.

* * *
Однажды с наступленьем темноты.
Остынут руки, превратятся в сучья.
Заснут, как дети чёрные коты.
Заснут дома, и грозовые тучи.
Всё будет спать, и в этом царстве сонном.
Твои звонки, как Морзе, одной точкой.
И в этом мире, Богом превзойдённом.
Меня порвут за слово в сны, и клочья.

1998г.

Отрывок

Век начался в четверг. Открыв окно,
я выглянул на улицу. В четыре
представил Эллен, обнажённой лире.
Схватившись за гусиное перо.

Пришёл сосед с бутылкой коньяка.
Из парка доносились звуки марша.
В порту на привязи, застенчивая баржа,
раскачивалась в роли поплавка.

Ушёл сосед, мне не сиделось дома.
По улице направо, магазин.
Вчера открылась выставка картин,
и я купил ещё бутылку рома.

На площади с собакою, старик.
Пиликал что-то вяло на гармошке.
И в стаю серые, там собирались кошки,
похожие на старый дождевик.

Пробило семь, я вышел на балкон.
Зажглись витрины, сказочным неоном.
В «Неаполе», две барышни в зелёном.
За столиком курили, с мундштуком.

Промчался день, и взявшись за перо.
Я вспомнил Эллен, в маленькой квартире.
Накинул плащ, на плечи голой Лире.
Век начался в четверг, и я открыл окно.

1998г.

Парижские зарисовки

В Париже мы увидимся опять,
под звуки механической шарманки.
Шарманщик подсчитает свои франки.
На площади Согласья, ровно в пять.
У лавки книжной, будут букинисты,
доказывать теории Руссо.
А рядом, у соседнего бистро,
жуёт бигмак, какой то толстый мистер.
Снуют туда, сюда, как муравьи.
Столичные месье, и парижанки.
Откроются сперва кафе, и банки.
И вернисаж у Notre Dame Paris.

1998г.

Парижский бульвар

Я заснул на рассвете. Начало
было дня, был Парижский бульвар.
Домработница сильно кричала,
обнаружив в шкафу пеньюар.

Дворник лихо сметал поцелуи.
Предложения, суффиксы, листья.
Упомянута Лаура всуе,
Жозефина сломала мне кисти.

Было утро осенним, и грустным.
Листья бились о стёкла, как пули.
Пиджаки, и под лампою тусклой,
безразлично свисали на стуле.

Участились дожди, для прохожих.
Кто-то снова забыл пеньюар.
Я проснулся сегодня чуть позже.
Было утро, Парижский бульвар.

1998г.

Пасха

Пасха. Ангелы в белых фраках, и бабочках.
Возвращаются с дальних мест.
Преподобный отец Анатолий, служит Богу.
На Соборной площади, очень много
пожилых людей. И Христос Воскрес!

1998г.

Письмо

Ну, здравствуй Тиртей.
Приезжай скорее, к нам в город.
Мы ждём тебя, слишком долго.
Вчера, даже не садились есть.
На ужин была отменная сёмга,
в соусе, под маринадом.
Ароматный жульен, вино.
В театре вчера давали,
не то Гамлета, не то Сирано.
Я сейчас точно, не помню,
да, и это не главное.
В общем было развлечься чем,
не считая вечерних бабочек.
Специально приехавших из Мадрида,
в роскошных, открытых платьях.
Для услады, и размножения вида.
В цирке программа Буффо
надо, отдать должное, было славно.
Звучали скрипки, переходящие
в арфы плавно.
Играли Шопена, раннего Баха, и Брамса.
Вальс, виртуозность каданса,
повышает (ещё) настроение.
Лебеди прячут своё отражение,
в зеркале улиц, или
в глазах просто прохожих.
Тиртей помни:
Когда ты приедешь, всё это ждёт тебя.
Приезжай лучше, в середине мая.
Мы ждём. Подпись:
Твои друзья (запятая), и бабочки.