Иван Андреев - Мысли в рифмах. Избранное

1996г.

В момент путешествия

Выходя из дома, сперва посмотри направо.
Подмигни полицейскому, сделай вид, что идёшь к причалу.
Слева задумчиво разлеглась Варшава,
брошенная на берег Вислы, как сапог капрала.

Открывая книгу, старого немца, ныне историка.
По слогам читаешь слова, видишь воочию.
Что, немецкая философия, впрочем, как и её риторика.
Значительно превосходит машинопись, с её многоточиями.

Проходя по улице, оборачивайся, в поисках резидента.
Не обнаружив его, выдыхаешь остатки пара.
В воздухе катастрофа, и свидетель тому дым, и лента.
Оглушительно падает вниз, как осколок воздушного шара.

Не смотри на луну, не то начнёшь понимать, что её надкусили.
Птицы болтают по-польски, о мировой политике.
Окна вдыхают воздух, с тоской, и тревогой, или
нападают на проходящих, с весомой критикой.

Не прикасайся к чужим вещам, особенно к женским пудрам.
Можешь оставить след, и тебя примут за вора.
Если в галошах осенью, можешь считать себя мудрым.
Само собой разумеется, (тавтология) есть признак спора.

Не пытайся заговорить, на родном языке с прохожим.
Наверняка останешься не понятым, не смотря на славянское происхождение.
Истина, только тогда, приобретает значение, когда её смысл ожил.
В человеке (независимо от национальности), в момент рождения.

1997г.

* * *
Абажур-острослов, многоликой своей бахромы.
Как попоны кобыл, не стесняясь земли, и зимы.
Смотрят в мир, и с глазами уставшего Дика.
Рассыпается снег, нет, не снег это хлопок души.
Я хватаюсь за мир, как за грудь малыши.
Превращая мотив, в отголоски минорного крика.

1997г.

* * *
В голове моей, не единой мысли.
А те, что были, давно уже скисли.
И превратились в завтрак, обед, и ужин,
случайного интуриста.
Или точнее сказать, в иллюзию Монте Кристо.

Ночи, которые были (для нас), новорождённым.
Превратились в чернила, и изменили с клёном.
Сморщились, постарели, смещались изрядно с воем.
Вселились в странника, и изгоя.

Мысли, вообще отличаются, как часть от целого.
Как владелец мыслей, как тьма, от белого
мела, и сахара, вместе взятого.
Реагирует на реакцию сажи, с ватою.

1997г.

* * *
Здесь тихо весною, и тихо зимой.
Никто не выходит к реке за водой.
И простыни вьются на сильном ветру.
И егерь подносит ладони ко рту.
Хозяин он в этом прекрасном лесу.
Он стар, заблудившись в родимом краю.
Он хворост несёт, и собаку ведёт.
Своей он избы никогда не найдёт.
Он слеп, он бессилен зимою в лесу.
О, бедный старик, он упал за версту,
от дома родного, где хлеб, и вода.
(не окончено)

1997г.

* * *
И время, и вода
есть формула, далёкая от химии.
Ломая шар, приобретая линии.
Внося трапецию в системы бытия.

И время, и вода
есть формула, далёкая от истины.
Живут слова, соприкасаясь мыслями.
К началу, и концу, как «А», и «Я».
И время, и вода
есть формула…

1997г.

На берегу заброшенного мыса

На берегу заброшенного мыса,
горячий воздух, запах барбариса.
Шум океана. Млеют кипарисы,
под жарким солнцем, брошенного мыса.

Духота. В старой хижине к вечеру, пахнет салатом
из крабов. Много их, у пурпурного мыса.
Невозможно уснуть по ночам, речь сливается с матом.
Когда в тысячный раз, с чем-то возиться толстая крыса.

Небо редко порадует глаз, пролетающим (над) самолётом.
Утешение в полдень, трансляция матча из Дели.
И от рыбы тошнит, как в дешёвой аптеке, от йода.
Очень часто мечтаешь о виски, в прикус с карамелью.

Мухи липнут к щекам, как кусочки прозрачного скотча.
Поклоняясь богам эпидемий, разносят заразу.
Всё равно не уснуть, и не скажет никто «доброй ночи».
Если только не шёпот воды, или крик водолаза.

На другом берегу, ловят рыбу. Предлагают за жемчуг валюту,
немного. Но можно хотя бы одеться по моде.
Здесь довольно тоскливо, не хватает, лишь только к уюту.
Большегрудой Испанки, чтобы ей овладеть на комоде.

Постоянно ныряют, как падают, спины дельфинов.
Отвлекая внимание, разделяют минуты досуга.
Иногда можно спутать их, с заблудившейся субмариной.
Приплывшей тайком, то ли с Севера, то ли с Юга.